Родник жемчужин: Персидско-таджикская классическая поэзия

Когда в переливы атласа оденется луг молодой
И пышно покроются горы сквозной семицветной фатой, –
Земля, словно царственный мускус, бесценный струит аромат,
И пестрой семьей попугаев блестящие ивы стоят.
Вчерашний предутренний воздух поведал о близкой весне.
Хвала тебе, северный ветер, за радость, врученную мне!
Развеянной мускусной пылью ты снова затеял играть,
А сад – цветоносных красавиц повсюду расставил опять.
Чубучника белые бусы вновь блещут из влажных долин,
И вновь на иудином древе горит бадахшанский рубин.
И розы, как рдяные чаши, приподняты в светлую рань,
И тянет к земле сикомора свою пятилапую длань.
На ветках стоцветные перстни, в стоцветных покровах сады,
Жемчужины – в ливнях небесных, жемчужины – в струях
  воды.
И нежными красками неба стоцветно пылающий мир
Подобен почетным одеждам, что дал нам великий эмир.
И стан пробужденный эмира готов к выжиганью тавра.
Любви, песнопений и хмеля настала благая пора.
Как звезды средь чистого неба, сверкая в шелку луговом,
Войска развернулись на воле и встали шатер за шатром.
Ты скажешь: в любой из палаток влюбленная дремлет чета,
И каждая в поле травинка любовной игрой занята.
Звучат среди зелени струны, все поле напевов полно,
И звонко сдвигаются чаши, и кравчие цедят вино.
Смущенных красавиц упреки, объятья, любовные сны,
Певцами разбуженный воздух несет дуновенье весны.
Зеленая степь необъятна, как некий второй небосвод,
Ее травяная равнина – пространство безбрежное вод.
В том море виднеется судно, но дышит оно и бежит!
А в небе звезда полыхает и по небу мчаться спешит.
Гора ль повстречается – судно возносится на гору ту,
А встретится солнце – набросит звезда свою тень на лету.
Ужели не чудо природы, что солнце закрыто звездой?
Ужели не чудо и судно, что степью плывет, как водой?
Костры, словно желтые солнца, горят у широких ворот,
Ведущих к шатру золотому, где шах многославный живет.
Мирьядом светящихся копий щетинится пламя костров:
Червонным текучим расплавом то пламя назвать я готов.
Орудья тавра багрянеют, в огне раскалившись давно:
Так в пламенно-зрелом гранате багряно пылает зерно.
Вот – дикие кони степные: не мыслят они о тавре.
Вот – юношей зорких отряды: дивлюсь их отважной игре.

Но им ли соперничать с шахом? Хвалю его доблестный жар:

Он скачет с петлей наготове, как юноша Исфандиар.
Петля изгибается, вьется, подобно прекрасным кудрям.
Но помни: крепка ль ее хватка – ты скоро изведаешь сам.
Всечасно иные изгибы в искусной петле узнаю:
Как будто жезлом Моисея ее превратили в змею.
Она, исхпщренная, краше девических юных кудрей
И крепче испытанной дружбы старинных и верных друзей.
Коня за конем приводили, готовясь им выжечь тавро,
И наземь валили ретивых, арканом опутав хитро.
На каждом коне ожерелье, как горлицы дикой убор, –
Аркан венценосца, который над миром державу простер.
Кто б ни был веревкой охвачен, петлей перекручен вдвойне,
Носить ему знак падишаха на лбу, на плече, на спине!

Перевод А. Кочеткова