Родники рождаются в горах

В степи широкой разлилась река,
Как мне, пловцу, от бурных вод спастись?
Не ждет, не ищет счастье казака,
Как удальцу мне от невзгод спастись?
Ни месяца, ни звезд в полночный час.
Темно, пятак уронишь — не найдешь.
У светлокосой — родинка меж глаз,
Ни мылом, ни песком не ототрешь!

Хаджимурад пел, а Жамалудин горестно вздыхал. «Не хотелось бы, чтобы ты пением прославился. Но что поделаешь? Талант».

Хаджимурад подпрыгнул, достал рукой бревно на потолке.

— Я, отец, сегодня лягу на веранде…

Жамалудин усмехнулся.

— Ох, мерещится мне, что ты будешь спать на небе, под голову положишь месяц!

— А что, и попробую! Ничего нет невозможного, — пошутил Хаджимурад. — Еще и облаком накроюсь.

— Не спеши, сынок! Раньше времени кукарекающий петушок, потом кудахчет.

— А ты мне ответь — ты всегда был такой спокойный? Неужели никогда не мечтал достать луну с неба?

— Все было в моей жизни, сынок. Не хочу, чтобы ты повторял мои ошибки…

Лицо Хаджимурада омрачилось.

— Спокойной ночи, отец, — сказал он сухо.

Жамалудин сделал вид, что не заметил неудовольствие сына.

— Дай бог тебе счастливого рассвета! — смеясь, сказал он. — Желаю проснуться на своей постели. На земле упадешь — обопрешься о землю. А за облако, боюсь, не удержишься!

Жамалудин не любил, когда Хаджимурад ночевал на веранде. Он привык слышать дыхание сына рядом. Никак не мог забыть о том времени, когда Хаджимурад, маленький, спал в его постели. Утром, видя головенку сына на соседней подушке, Жамалудин был счастлив — ему улыбался весь мир. Но сегодня Хаджимурад улегся на веранде, и на сердце Жамалудина неспокойно.

«Сколько раз я ему говорил — ложись в доме, а он не слушается. Такой же у него характер, как у меня — упрям очень! Чем настойчивее ему что-нибудь запрещаешь, тем тверже он стоит на своем».

Жамалудин тихонько открыл окно, так положил подушку, чтобы можно было лежа видеть Хаджимурада. Ворочался с боку на бок, но сон, будто забыл тропинку к нему. Жамалудину все казалось: сегодня он что-то потерял…

С веранды донесся шорох. Жамалудин увидел: Хаджимурад поднялся с постели, постоял, прошелся, пошатываясь, до лестницы, вернулся, лег опять. Жамалудина охватил страх. Он слышал от кого-то: у школьного сторожа Хирача дедушка Мухамед был лунатиком. Что это такое, толком Жамалудин не знал. Говорили, что Мухамед вставал ночью, перелезал с крыши на крышу, прыгал со скалы на скалу. И его нельзя было окликнуть — от звука голоса лунатик мог проснуться и разбиться. Жена Мухамеда об этом не знала и ночью, увидев, что мужа нет, вышла на веранду. В это время он как раз прыгал с крыши своего дома на соседнюю. «Мухамед!» — окликнула женщина. Он обернулся, упал на землю — сразу насмерть разбился…

Жамалудин поежился — так ему стало страшно.

«И что это такие глупые мысли в голову приходят?!» Он приподнялся, чтобы посмотреть — спокойно ли спит сын. Постель Хаджимурада была пуста.

Стараясь не скрипеть дверью, проскользнул на веранду — в окне другой комнаты горел свет.

«Без сна чего только не примерещится».

Жамалудин тряхнул головой. Россказни о лунатике показались глупой сказкой.

«Хаджимурад уроки готовит. После школы работал, потом гулял».

Отец прокрался к окну. Хаджимурад, сидя перед зеркалом, что-то писал. Провел рукой по волосам, встал со стула, прошелся по комнате, держа перед глазами листок. Сначала он улыбался, постепенно улыбка исчезла с его лица. Видно было: написанное ему не нравилось.

«Опять играет в артиста. Ох, лучше бы он ночью спал», — недовольно подумал отец.

Жамалудин потоптался, махнул рукой, вернулся в свою комнату. Сон не шел. «И что это он пишет? Что пишет?!»

«Любовь. Это любовь! Не зря все эти пьесы, песни, ночные прогулки… То сын весел, то мрачнеет… Кто же эта девушка?»

Жамалудин давно про себя мечтал, что со временем женит Хаджимурада на хорошей красивой девушке.

«Встретит он такую рано или поздно, — думал он не раз. — Полюбит. А я не буду вмешиваться. Какая ему приглянется, ту и возьму в дом… Было бы сердце у нее доброе. Красавицей может и не быть… Но лучше, если будет пригожая… Внуки пойдут. Услышит наш дом детский смех и плач».

Сегодня Жамалудин почувствовал, еще ничего не зная, — Хаджимурад волнуется не зря… И письмо, о котором сын не говорит, очень важное. Дело не в пьесах…

«А в чем же?.. Замешана тут девушка… А вдруг не такая, что принесет сыну счастье. Он еще молод. Может ошибиться. И что тогда будет? Вдруг — злая, своенравная? А от женщины — все в доме. Она выбирает русло, по которому потечет река жизни…»

Жамалудин, размышляя о судьбе сына, старался угадать, что же будет дальше. И снова перед старым мастером воскресло прошлое: годы, когда он был влюблен и счастлив.

IV