— Мои дорогие дети, — сказал старый садовник, обращая морщинистое лицо и потерявшие блеск глаза к весеннему небу. — Сотую весну я встречаю. Ни одна из них не выдавалась похожей на другую. Я помню годы, когда в нашей долине не было даже куста, чтобы козленку сорвать листок. Скалы, одни голые скалы. Мы и думать не могли, что на этой земле вырастет такой сад. Сразу после революции приехал к нам в горы человек из России Алексей Попов. Он повел речь о садах, и, по правде говоря, я не поверил ему. Но я ошибся. Вы видите, сколько выросло деревьев. Люди таскали на спинах землю. И постепенно, дети мои, мы пришли к такому изобилию. Оказывается, все зависит от наших рук. Раз мое предоставили слово, расскажу вам одну старинную быль. Давно это было. Далеко это было. Один юноша отправился путешествовать за горы, моря и реки. Очутился в пустыне. Видит, старик сажает в землю какие-то семена. Молодой человек спрашивает:
— Сколько, дедушка, тебе лет?
— Девяносто, — отвечал старик.
— А ты знаешь, дедушка, сколько лет пройдет, пока из семян вырастут деревья, а на них созреют плоды?
— Знаю. Сорок лет пройдет.
— Ты, что же, надеешься прожить еще сорок лет?
— Нет, сынок, я уже ощущаю сам, как мои кости торчат углами в моем кожаном мешке. Я ел плоды с тех деревьев, что сажали мои деды. Пусть теперь с деревьев, что я посадил, полакомятся мои внуки. Цибилкулцы, взращивая в этой долине сады, думали о детях и внуках. Пусть и у вас всегда будет сила и энергия работать так же. Поздравляю вас с байрамом черешни. Желаю каждому из вас встретить свою стопятидесятую весну и танцевать на байраме черешни.
Старик снял папаху и приблизился к самому молодому деревцу. Цибилкулцы знали — оно плодоносило первый год. Худые темные руки быстро мелькали между ветвей. Хайрулаг бережно складывал янтарные ягодки в папаху, наполнив ее доверху.
«Как гнездо птицы с птенчиками», — подумал Хаджимурад, любуясь уверенными взмахами рук старца.
Хайрулаг, как драгоценную чашу, подняв обеими руками свою красочную ношу, безошибочно начал с самого старого жителя аула, каждому предлагал угоститься. Все по очереди брали эти сережки весны в руки, осторожно раздавливали в пальцах и смазывали сладким соком щеки и губы.
Последнюю ягоду взял сам Хайрулаг.
— Смотрите, люди! — крикнул он, потрясая папахой. — Как по счету: досталось каждому. Ни одной лишней! Наугад и точно. Говорят, когда так получается, исполнится любое желание. Каждый может задумать!
Как будто ветер подул — шорох прошел по саду. Одни верили в эту примету, шептали что-то, другие переговаривались, насмешливо улыбаясь. Украдкой посмотрев на Хаджимурада, что-то тихонько произнесла Багжат, но он не заметил ее грустных, обращенных в его сторону глаз. Он, посмеиваясь сам над собой, тоже что-то шептал и любовался Шарифат. А она веселясь, как ребенок, мазала лицо соком черешни. Хаджимурад подошел к девушке:
— Какое задумала ты желание? О чем просила?
Она удивилась.
— О чем и у кого я должна была просить?!
— Да вот же наш старый Хайрулаг сказал…
— Я не верю сказкам.
— Неужели у тебя нет мечты, исполнения которой ждешь?
— Как нет! Есть мечты… И желаний у меня не меньше, чем у других.
— Ну, а какое — самое заветное?
— О заветных желаниях можно говорить лишь в том случае, если они исполнятся… Ой, посмотри, он что-то еще придумал!
— Так сегодня же байрам черешни, — сказал Хаджимурад. — Все это только начало.
Хайрулаг подошел к той же самой молодой черешенке и снова стал срывать налитые солнцем ягоды. Отойдя в сторону, старый садовник ловко сплел из черешен нечто вроде шапочки. Тут же отломанную от дерева веточку он украсил самыми крупными ягодами.
Старый садовник внимательно оглядел всех пришедших из Горчока девушек и подошел к Шарифат.
— Если мне не изменяют мои старые глаза, я вижу перед собой самую молодую, — проговорил он улыбаясь и надел на голову Шарифат шапочку из ягод.
И вдруг цибилкулцы запели хором:
Растерянная Шарифат не знала что делать, как ответить. Она беспомощно смотрела по сторонам.
— Вот возьми и это! Выбери себе смелого храброго джигита-телохранителя. — Хайрулаг подал Шарифат ветку, украшенную черешнями.
Шарифат передала веточку стоящему рядом Хаджимураду.
Хаджимурад покраснел и растерялся. Старушка Хатун вздрогнула, повернулась к Жамалудину и, кривя отвисшую нижнюю губу, принялась что-то злобно нашептывать. Жамалудин отстранился: он знал, что Хатун давно мечтает женить Хаджимурада на своей внучке.
Хатун снова прошипела что-то на ухо Жамалудину, но он ничего не сказал: глядел на сына. Хаджимурад счастливо улыбался, не сводил взора с Шарифат.