Родники рождаются в горах

Хаджимурад невольно посмотрел на Багжат — девушка стояла к нему боком. Озаренная солнцем, тоненькая, как струна пандура, фигурка ее тоже казалась сотканной для полета. Багжат повернулась к Хаджимураду, улыбнулась ему. «Какая красивая девушка! — подумал Хаджимурад. — Улыбнулась, будто солнышко блеснуло».

— Эй, Багжат, продай мотоцикл и почаще ходи сюда любоваться райской долиной. — Асадулаг встал рядом с девушкой. — Шарифат, ты тоже почаще бегай сюда — мы сегодня еле успевали за тобой! И вообще я тебе советую — поменьше сиди за своим станком, больше двигайся!

— Когда платье скроено, по другому фасону его не сошьешь! — Багжат тряхнула головой и засмеялась. — Мы, милый друг, сами знаем, что нам делать и как поступать. А сводить нас сюда полюбоваться видом могли бы и раньше.

Багжат и Шарифат, взявшись за руки, легко взобрались на соседнюю скалу, напоминавшую голову мохнатого серого медведя. Они осторожно пристроились на самом краю и, вытянув шеи, глядели вниз.

К подругам присоединилась Загидат.

— Подумайте только! — Загидат развела руками. — Одна такая гора — и разные земли, как грудь и спина! В Горчоке сейчас холодно, собирается дождик, а в Цибилкуле светит солнце! Думаю, весна к вам раньше приходит и зима наступает поздно.

— Вся долина утопает в деревьях, — подтвердила Шарифат.

Багжат неожиданно запела:

На горе я, как в седле.
Облако — около.
Буду рвать, да разрывать,
Да бросать вам облако.

Мне еще скакать и плыть

На коне-кораблике:
Буду с солнца я трусить
Золотые яблоки!

— А я, девушки, вспомнила стихотворение. Мы учили его еще в седьмом классе, — сказала Загидат.

Однажды на снежной вершине Акоро[16]
В груди моей сердцу вдруг сделалось тесно,
В седых облаках утопали вершины,
Стремнины застыли, разинувши пасти.
Срывались стремительно горные реки.
И крикнули сердцу незримые строки:
«Нам тесно в тебе, отпусти нас на волю!»
Все выше тропа уводила и выше,
Змеясь по могучей спине Тагальрыба[17]

.В рассветной прохладе цветы раскрывались,
Я в них не росинки увидела — строки:
О бурной Койсу, о ручьях хлопотливых,
Укравших слезинки летящего снега.
Их воды в Сулак не хотели вернуться,
Который бежит, меж камней петляя,
И мысль, словно птенчик в яйце,
Шевельнулась
И вырвалась, ждать не желая, наружу.

Шарифат захлопала в ладоши.

— Пока не поднялись на вершину, все молчали, будто в рот воды набрали, — засмеялась она.

— Девушки-то наши расчирикались, как ласточки весною! — крикнул Ибрагим, не сводивший глаз с Шарифат.

— Кто однажды ступит на нашу райскую землю, тот останется здесь навсегда. — Неожиданно для себя Хаджимурад посмотрел на Багжат.

Она, сложив руки на груди, не отрывала взора от Цибилкула.

— И заговорили, и запели. Сейчас начнем сочинять стихи! — крикнула Шарифат.

— А вы знаете легенду о возникновении нашего аула? — обратился Хаджимурад к гостям.

Багжат засмеялась.

— Слышали, Хаджимурад, от ваших стариков-колхозников, что приезжали к нам передавать опыт разведения садов. С тех пор романтики из нашей школы тоже ищут всякие предания и легенды о нашем ауле.

— И ты запомнила эту легенду, Багжат? — Хаджимурад подошел к девушке, заглянул ей в глаза. — Кто раз увидит нашу райскую долину, тот не захочет уезжать.

Ибрагим с удивлением посмотрел на Хаджимурада. Шарифат, явно недовольная, отвернулась. Губы ее дрогнули, она отстранилась от Багжат.

Молодежи не хотелось спускаться вниз — то один, то другой находили все новую прелесть в этой долине, что была как бы продолжением горы, на которой столпились и цибилкулцы и горчоковцы. То здесь, то там в садах виднелись аулы, как ульи среди цветущих полей. Еще не совсем просохшая утренняя роса сверкала на далеких деревьях. Каждый домик, родник, лужайка просматривались с горы и, казалось, манили к себе гостей. Забывшей о короткой обиде Шарифат привиделось, что это сама природа, широко расправив могучую грудь, приглашает всех любоваться собой.

— Никогда я не думала, что здесь так красиво!

— Мы привыкаем ко всему, что видим каждый день, — заговорил Ибрагим, — побудешь неделю в городе, вернешься домой и новыми глазами смотришь на свой Маарулли.

— Тебе не понравился наш Хиндалли? — быстро спросил Хаджимурад.

— Пусть говорит, что хочет, но лучше, красивей этой долины я не видела, — вмешалась Шарифат, как бы назло Ибрагиму.