Родники рождаются в горах

Утром, молча позавтракав, отец и сын вышли вместе. Отец — на работу, сын — в школу. Пока Хаджимурад не скрылся в кривых улочках за домами, Жамалудин смотрел ему вслед. Недолго еще осталось провожать Хаджимурада. Скоро сын окончит школу, поедет учиться. Мысль, что придется остаться в ауле одному, пугала Жамалудина. Трудно будет, но сын должен окончить институт. Это — заветная мечта Жамалудина. И именно строительный, чтобы родовое мастерство подкрепляли знания.

А Хаджимурад сегодня меньше всего думал об ученье! Перед глазами, как стая весенних птиц, летели строки из письма Шарифат. И над сердцем в кармане лежал ответ, над которым Хаджимурад сидел всю ночь.

«Спасибо, Шарифат, за то, что ты сдержала слово и послала мне пьесы. Мне обе очень понравились. Особенно образ смелой, решительной Умагани в первой пьесе. Замечательная девушка, она боролась за свое счастье и нашла его. Трудностей не боялась. Такие должны нам быть примером. Напиши мне свое мнение. Приезжайте к нам в гости. С приветом Хаджимурад».

Он был доволен своим ответом на письмо Шарифат, но не знал, о чем бы еще спросить, чтобы она снова ему написала. Об этом думал он и на уроке. Он смотрел в окно на огромные черешневые деревья. Они уже отсвечивали красным — ягодки наливались соком.

— Ура! — чуть не крикнул Хаджимурад. Он обрадовался, как ученый, сделавший открытие всемирной важности. Как только прозвенел звонок, Хаджимурад помчался к секретарю комсомольской организации.

— Хасан! У меня великая идея! В этом году давай отметим праздник черешни — поможем колхозу! На следующий год мы уже будем в институтах и неизвестно, когда еще попадем на этот праздник! И пригласим учеников из Горчока.

— Вот это мысль! У тебя на шее голова мудреца! И откуда только берутся такие гениальные проекты! — Хасан, состроив торжественную мину, пожал Хаджимураду руку.

— Кто подпишет приглашение горчоковцам? — деловым тоном спросил Хаджимурад.

— Конечно, комсомольская организация колхоза. Да и школьная тоже. Но сначала это дело надо обсудить на комсомольском собрании. Ты и я еще не представляем комсомольскую организацию.

Хаджимурад ждать не желал: к собранию письмо было готово. Не успел последний человек уйти из зала, как Хаджимурад уже бросил надписанный конверт в почтовый ящик.

Через четыре дня пришел ответ от горчоковских школьников: они радовались, что их пригласили на традиционный в Цибилкуле праздник сбора черешни. У горчоковцев черешня не вызревала.

Солнце трудилось, как терпеливый опытный ювелир. Вы видели в наших горах май на исходе? В ушах его качаются винно-красные или янтарно-желтые серьги черешен, на шее снизки из бус — зеленоватых еще, но с легким нежным румянцем, вишенок… Темно-вишневые бусы — это уже наряд июня.

Май готовился в путь, расставался с Цибилкулом на целый год. Провожать гостя, облегчить его тяжелые, дорожные хурджины, переполненные первыми плодами весны, выходят и молодые, и старики. Этот день называют байрамом черешни.

Утром, лишь только начали гаснуть небесные звезды, Цибилкул ожил, стряхивал пылинки сна. Настежь распахивались окна. Какая погода? На небе ни облачка! Синь! Благодать! И у каждого на сердце становится светло и ясно.

Теперь можно подумать и о земных делах. Как получше проводить май — справить байрам черешни.

Старики с бородами цвета зимнего льда вынимают из сундуков праздничные одежды, глубоко вздыхают, вспоминая молодые годы. Давным-давно, задолго до войны кружились они на празднике черешни с подругами. Черные косы подруг тоже теперь заиндевели… Что ж! Каждому свое время! Старики и старухи постоят в стороне, а внуки и внучки будут плавно скользить по солнечной лужайке.

Улицы наполнились народом, все радовались солнцу, теплу, празднику. Ребятишки держались вместе, как стая цыплят. Они то бегали по площади у клуба, где звучали первые сигналы зурны, то мелькали возле котлов — у садовода колхоза.

Старый Хабиб распоряжался, как разместить котлы, чтобы огню не мешал ветер с юга.

Хаджимурад волновался больше всех в ауле. С вечера он погладил, почистил новый костюм. Оглядев себя в зеркале — остался недовольным: ему казалось, что одет он мешковато, брюки не то слишком широкие, не то коротки. Не давали ему покоя и мысли: «Как бы не осрамиться перед гостями! Подготовились плохо, ничего не получится. Зря поспешили пригласить посторонних. Стыдно упасть лицом в грязь!» И волновался он больше всех и радовался. Всю неделю нервы Хаджимурада и его друзей были напряжены и натянуты, как струны пандура. До поздней ночи участники самодеятельности репетировали. А накануне праздника Хаджимурад отпустил своих «артистов» домой только после первых петухов. Повезло в эту последнюю ночь любителю пения сторожу Хирачу. Он не раз заявлял: