Родники рождаются в горах

«Кто это с ней?» — подумал он и в эту прохладную ночь облился потом, как в жаркий полдень.

Жамалудин услышал мужской голос:

— Шамсият, когда ты выходишь из дома, мне кажется, будто из туч выглянуло солнце! Все эти годы вдали от родного аула думал только о тебе! Возвратясь домой, тебя первую встретил я. Ты у колодца наполняла кувшин водой. Я сказал себе: «Вот она, владычица моего сердца!» И с тех пор — ты замечаешь? — я хожу по твоим следам. Прикажи — полечу на небеса, подарю тебе ожерелье из звезд! Скажи слово — опущусь на морское дно, достану тебе жемчуг, огромный, как глаз моего любимого коня.

Жамалудин никак не мог сообразить, кто это рассыпает перед Шамсият слащавым голосом фальшивые слова.

«Да это же Алибулат!» — Земля закружилась под ногами Жамалудина, как мельничный жернов. Обрушилось небо, рассыпалось на куски. В горле застрял комок — это ревность душила его. Как поступить? Схватить за шиворот Алибулата и бросить в ущелье? А Шамсият? Шамсият заплачет и убежит…

Жамалудин услышал нежный голос девушки.

— Алибулат! Кроме тебя, я теперь никого не вижу! Я получила вчера твое письмо. Вот возьми, прочти ответ. Самой говорить мне неловко…

Жамалудин, замерев, вслушивался в удаляющиеся шаги девушки.

— Шамсият! — крикнул Алибулат. — Постой! Еще одну минуту побудь со мной! Еще раз взгляни мне в глаза… Скажи еще хоть одно слово… Я не могу так уйти — буду ждать тебя до утра…

Жамалудин, сжав кулаки, медленно зашагал домой. Он знал, если еще задержится, убьет Алибулата.

Всю ночь Жамалудин не спал. Ему мерещился Алибулат: слащаво улыбаясь, соперник плел лживые, красивые слова. Сам вид его представлялся Жамалудину отвратительным. Что Шамсият нашла в Алибулате? Длинные волосы, — челка спускается на низкий лоб. Алибулат шапки не носил. На груди звенели десятки каких-то значков, начищенные сапоги блестели. Ходил он с высоко поднятой головой, бросал вокруг горделивые взгляды победителя. Считал себя неотразимым. В аварскую речь поминутно вставлял русские слова.

Ворочаясь на постели, Жамалудин думал только об одном: «Он приехал в отпуск, знает, как говорить с девушкой, сулит золотые чертоги, а я? Я за столько времени не смог придумать ни одного нежного слова. Я все примеривался — что да как! — а этот уже успел написать письмо».

Порою он пытался себя успокоить: «А может быть, Шамсият только смеется над Алибулатом? Ведь мы же обменивались горячими, как молнии, взглядами. Скорее всего, Шамсият написала: «я люблю другого». А зачем ей тогда с ним любезничать?»

Искры надежды то вспыхивали, то гасли. «Притворюсь, что ничего не знаю, может быть, между нами ничего и не изменится. Ну — он написал, она ответила… Ведь мой отец говорил с ее матерью, не может Шамсият быть притворщицей…»

…Но все изменилось. Шамсият избегала встреч с Жамалудином: избегала улиц, по которым он ходит. Завидя издали, сворачивала в сторону. Жамалудин за ней наблюдал и убеждался: она выбирает пути поближе к дому Алибулата. Влюбленный не находил себе места от ревности и обиды.

«Неужели я попал в сети коварной, фальшивой девушки? Неужели все ложь, что было? Блеск ее глаз, румянец, вспыхивающий на щеках, когда я с ней заговаривал, тоже ложь?»

Кто мог ответить на эти вопросы?

«А может быть, она слишком доверчивая? Или мед, источаемый языком Алибулата, так сладок, что она прилипла, как муха? Ведь она любила его, Жамалудина… А если так быстро отвернулась, то какая же это любовь?»

Жамалудин решил встретить Шамсият у колодца, когда она пойдет за водой и все выяснить. Но он понял, что спрашивать о чем-либо девушку на глазах у всего аула, значит, дать пищу сплетням. Наконец, задумал выяснить все сразу: прийти вечером в дом Катурай и при матери поговорить с Шамсият.

Он медленно поднимался по лестнице, подыскивая слова, но громкий спор между дочерью и матерью заставил его остановиться.

— Как же я могу молчать, если вижу, что дочь моя сдурела? Сумасшедшая! — разорялась Катурай. — Эти сладкие улыбки и коварные слова ведут тебя к отвесной скале, а оттуда путь только в пропасть! Мужская красота не зеркало, чтобы повесить на стену и любоваться. Ты могла бы войти в достойную семью! Мы дали согласие. Как теперь отказать? Как ты поступаешь? Ногу с седла коня перекладываешь на спину ослу!

Шамсият заплакала:

— Оставь меня в покое! Не пойду, не пойду и еще раз не пойду замуж за этого каменного Магомеда. У него в горле слова засохли! Каменный урод!

Жамалудин хотел бежать, но не было сил — ноги будто приросли к ступеням. Хотел крикнуть — пропал голос. Не мог перевести дыхания…

«Каменный урод…» — слышал он голос Шамсият, мчась домой по безлюдному аулу.

— Каменный урод! — казалось, весь мир кричит эти слова.

Наутро Жамалудина в ауле не было.

Он уехал в город и долго не подавал о себе вестей.

Грянула война. Жамалудин вместе со всеми взял винтовку в руки. Жизнь заслонила первую любовь. О Шамсият Жамалудин в письмах к родным не спрашивал…

V