«А ведь Багжат красивее Шарифат». — Хаджимурад испугался этой мысли. «Нет, буду думать только о Шарифат… Почему мне все время Ибрагим попадается на пути? Ведь Багжат же сказала, что Шарифат пока ему не невеста».
Цибилкулцы пригласили гостей до начала концерта погулять по улицам аула. К радости Хаджимурада горчоковцы охотно согласились. Молодому джигиту хотелось похвастаться.
— Вот отсюда и начнем. — Хаджимурад показал на одноэтажный домик, приютившийся неподалеку от школы. — Посмотрите на эту метку. Вот здесь на камне, видите?
— Здесь выбит молоток, — заметила Багжат.
— Ты говорил, это ваш фамильный герб, — сказала Шарифат. — Его ты вырезал на стене дома старушки Издаг.
— Да, молоток — наш фамильный герб, — гордо заявил Хаджимурад. — Каждый дом, отмеченный этим знаком, построен мастерами нашего рода. А этот маленький домик выложил еще мой прапрадед. — Хаджимурад размахивал руками. Глаза его блестели от удовольствия.
— Здорово придумано, оставлять свою метку на стене отстроенного тобою дома, — задумчиво сказала Багжат.
— У каждого мастера должен быть свой герб, — вмешалась Шарифат. — Если работа выполнена плохо, он сам будет стыдиться. Наоборот, — будет горд удачным изделием. Мой отец говорит, что мастерство — высший дар, который создает человеку бессмертие.
— Как жалко, что нельзя оставить герб на спетой песне. — Ибрагим обращался к Шарифат. — Мать мне говорила, что такого голоса, как у твоего отца дяди Алиасхаба, она не слышала в жизни, но он давно не поет.
— А на коврах наши бабушки и прабабушки тоже должны были оставлять свои метки, — сказала Загидат. — Разве не почетно ткать из ниток ковер, оживляя на них историю народа? Да и на коврах самой Шарифат надо бы ставить герб.
Хаджимурад подошел к Шарифат.
— Теперь я понял, почему ты за обедом расспрашивала меня о ковре, на котором мы ели. «Чей ковер? Кто его соткал? Когда его соткали?» Ты-то сама мастер.
— Какой же я мастер! — Шарифат покраснела. — Только, только учусь!
— Да, она еще скажет, что только учится сидеть за станком! — сказала Багжат. — Если ты, Хаджимурад, еще раз приедешь к нам, я покажу тебе, какой ковер она соткала. Он висит в кабинете нашего директора.
— Может быть, больше не будем обсуждать этот вопрос, — сказала Шарифат, беря Багжат за руку. — Мы же хотели осмотреть Цибилкул.
— Мы и так сегодня много ходим. Перед концертом надо немного отдохнуть, — предложил Ибрагим.
— Правильно, за один день всего не посмотришь, остальное оставим до другого раза, — сказала Багжат.
Ребята подошли к бывшей мечети, теперь там был склад колхозного инвентаря.
— Домой, девушки, я через гору не пойду, — садясь на ступеньку, проговорила толстенькая неповоротливая Жамилат. — А вы как хотите!
— Конечно, обратно поедем на машине, — подтвердил Ибрагим.
— Мы же так и уговорились!
— По горной дороге ночью после концерта? — удивился Хаджимурад. — Кто же вас гонит? Лучше останьтесь, а утром поедете.
— Самое желанное для путников — доехать до места. Нам надо, чтобы к утру мы были дома. Не так ли девушки? — Ибрагим посмотрел на своих спутниц, ища поддержки.
— Как ты, так и мы, Ибрагим!
…Горчоковцы поехали домой прямо после концерта. Как ни старался Хаджимурад, но он не смог найти времени для душевного разговора с Шарифат. Едва Хаджимурад подходил к Шарифат, найдя какой-нибудь повод, к ним подбегал Ибрагим. А то вдруг внезапно появлялась Багжат и начинала что-то шептать подруге.
Хаджимурад сердился на Ибрагима, Багжат раздражала его меньше. «Ибрагим, влюбленный в Шарифат, из ревности мешает нам остаться наедине, а почему не отходит от нас Багжат? И Шарифат ведет себя как-то странно! То ласково разговаривает со мной, то, покорно выслушав Ибрагима, следует за ним. Хотелось бы заглянуть в ее сердце, приподнять занавес. И я сам хорош! У самого сердце бьется при взгляде на Шарифат, но и Багжат тоже нравится. Что же со мной такое?»
Шарифат казалась ему недоступной, как звезда. Если бы сейчас ему сказали, что в Шарифат влюблены все парни мира, Хаджимурад поверил бы. Он видел что-то в ее глазах, чего нельзя было найти ни у какой другой девушки.
Возвращаясь домой, Хаджимурад старался найти повод, чтобы поддержать так неожиданно начатую с ней дружбу. Хорошо бы поскорее снова встретиться! И снова рядом с Шарифат возникала и Багжат. Ее тонкие печально сдвинутые брови, густая челочка коротко постриженных волос, открытое доброе лицо… Уезжая она печально смотрела на него. И свое «до свидания, Хаджимурад» она сказала так грустно, голос ее дрожал. Занятый мыслями о Шарифат, Хаджимурад не обратил на нее особенного внимания. А теперь, вспоминая, как Багжат несколько раз оглядывалась на него, он видел ее глаза, будто умытые дождем темные черешни. Они блестели и с каким-то неясным укором смотрели на Хаджимурада.
«Она о чем-то хотела спросить. Тогда я не обратил внимания. Почему я не сказал ей ни одного ласкового слова?»