Родники рождаются в горах

— Я же тебе говорил, Хаджимурад, почему нет у твоей матери достойного памятника. Умирая, она высказала пожелание, чтобы надгробный памятник соорудил ее сын, когда подрастет. Я не мог нарушить ее предсмертной воли.

— Теперь, отец, я выполню эту волю.

— Не рано ли, сынок? Может все-таки подождал бы, когда будешь совсем зрелым мастером.

— Я вижу, отец, ты не веришь в мое умение, но я возьмусь за памятник именно сейчас, и если не получится, переделаю.

— Как бы не помешала эта работа экзаменам…

— Нет, отец! Не помешает!

— Ну, ладно, пусть будет по-твоему! А сейчас ложись, пора спать.

Хаджимурад закрыл окно к отцу и пошел в свою комнату, а Жамалудин встал с постели.

Что же еще придумать? Как поступить? Сам виноват, зачем было лгать, что это могила его матери? Надо было и ему сказать, как другим: она погибла на войне…

А Хаджимурад расстелил на столе листы и начал чертить.

Увидев свет в комнате сына, Жамалудин подумал: «Опять не ложится, а завтра в школу!» Неожиданно Хаджимурад встал, подбежал к окну.

— Отец! — крикнул он и даже не удивился, увидев, что Жамалудин не спит, — мне в голову пришла мысль! Вот посмотри сам! — Он протянул рисунки отцу. — Гениальная идея!

— Иях! Иях! — Жамалудин кашлянул, чтобы умерить пыл сына.

— Да, отец, трудно представить, как это выйдет. Ну, вместе обсудим. — Хаджимурад покраснел, он понял, что опять проявил нескромность, похвастал, что у него «гениальная идея». — Мама умерла, когда мне было всего три дня. Вот я и хочу… Пусть на камне будет птичье гнездо. В нем птенчик. Он пищит, как будто ждет возвращения матери, полетевшей за кормом. А мать его рядом, у гнезда, со сломанным крылом. Как ты думаешь, отец, хорошо задумано?

В глазах Жамалудина стояли слезы. Хаджимурад растерянно отвернулся. Это были первые слезы, которые он видел на глазах отца.

— Птенчик мой, таким ты и был тогда. — Жамалудин гладил сына по голове. — Почему, сынок мой, твоя голова занята печальными мыслями? Я старался сделать все, чтобы ты не чувствовал сиротства.

— Ты что, отец? Я ведь и не сирота. Ты всегда со мною…

VI

Жамалудин так и не смог заснуть. Он знал, что сын ворочается на кровати и тоже не смыкает глаз… Пока Жамалудин не исполнит желания Хаджимурада, тот будет как на колючках! Таков уж характер!

Жамалудин встал, как всегда, на рассвете. Услышав осторожные шаги отца на веранде, вскочил и Хаджимурад. Он вопросительно посматривал на отца.

— Идем! Ты успеешь до работы, а у меня занятия вечером…

Жамалудин вздохнул и снял с гвоздя пиджак.

— Пошли! Что поделаешь! По твоим глазам вижу, что не можешь успокоиться, сынок!

Над ними расстилалось утреннее небо, прозрачное, как озеро в безветренную ночь. Облака спали где-то за горами. Отец и сын шагали по оживающим улицам аула.

До реки шли молча.

— Отец, я никак не могу решить, почему у людей половина жизни уходит на сон, — нарушил молчание Хаджимурад.

Жамалудин усмехнулся.

— Люди живут, как им положено. Работают, спят, отдыхают. А ты все время в мечтах витаешь!

— Мне все чаще думается, что век человека недолог. Без шуток — жизнь так коротка.

— Не тебе об этом судить. Отпей хоть глоток жизни!

— Это я еще успею! — Хаджимурад заглянул отцу в глаза.

— Ты часто повторяешь: «Жизнь — соленое море, чем больше пьешь, тем больше томишься жаждой». Я понимаю эти слова, отец!

— Как ты похож на меня, сын мой! В молодости я был такой же беспокойный: ночами не спал, а утром вскакивал бодрый. Для моего молотка не было ни дня, ни ночи. А теперь тяжелая цепь лет пригибает меня к земле. Мечтаю об отдыхе у своего очага. О сне на своей постели. Раньше, бывало, завернусь в бурку и ложусь, где ночь застанет, — в пещере, в горах, в лощинке! Я бродил по тропинкам, лазил по скалам. Ведь у каждой пещеры — своя история, с каждой скалой связаны легенды. Мне много рассказывал отец…

— А ты мне не так уж много рассказываешь…

Жамалудин пожал плечами.

— И у горы, как у человека, есть прошлое, — заговорил он, — настоящее и будущее. Ты думаешь, скалы всегда были такими, как ты их видишь? Они разрушаются: их сушит солнце, обтесывает ветер, мочат дожди, подтачивают родники. Эти утесы — живая история. Ее надо помнить, да и уметь читать… Много, много видели наши горы…

— Ну, чего уж они такое видели? — перебил Хаджимурад. Он решил вызвать отца на разговор, надеясь услышать от не очень-то многословного Жамалудина что-нибудь новое. — Вот эта скала, что возвышается над пропастью, и у нее тоже менялась история?

— У этой скалы, сын мой, своя, странная повесть. Посмотри на нее внимательно. Не зря она носит название «смерть старым».

— «Смерть старым»? Никогда не слышал, — удивился Хаджимурад.

— Горцы не так уж часто говорят о ней. Это — могила для многих. Ни о чем хорошем этот утес не напоминает…

— «Смерть старым»? Как это понять?