Родники рождаются в горах

— Счастлив же он, если о нем так хорошо говорят. Я завидую ему. По-моему, он тебя приворожил.

— Я привыкла к нему. Он защищал меня еще в детстве, как брат.

— Да, защитник он, видно, недурной! Ходит за тобой, как шпион.

— Ты просто его не знаешь, Хаджимурад.

— Зато хорошо его понимаю, Шарифат. Дурак я! Какое право у меня вмешиваться, — голос Хаджимурада дрогнул.

— Не говори так! Я сама не знаю, что со мною! — Шарифат на минуту спрятала лицо в ладонях. И тут же бросилась догонять подругу.

Держась за руки, Багжат и Шарифат поднялись на скалу и оттуда спрыгнули к ребятам, сгрудившимся вокруг Ибрагима.

Под ногой Хаджимурада покатился камешек, юноша упал навзничь.

— Хаджимурад! — испуганно крикнула Багжат и бросилась к нему.

— Бабушка! — глаза Хузайпат наполнились слезами.

Прикусив нижнюю губу, подбежала к смущенному Хаджимураду Шарифат.

Ибрагим подал руку Хаджимураду и, делая вид, что заботливо поднимает его, сжал его ладонь сильнее, чем это требовалось. Хаджимурад, стряхивая пыль свободной рукой, поднялся.

— Говорят, каменщики самые сильные люди. Проверим! — с этими словами Ибрагим принялся с силой поворачивать руку Хаджимурада вниз.

Сначала Ибрагиму не пришлось особенно напрягаться — Хаджимурад не сопротивлялся.

— Ого! Ого! — закричали ребята.

Услышав их возгласы, Хаджимурад покраснел и поднял голову. Багжат смотрела на него, широко раскрыв глаза, будто с замершим на полпути словом. Покусывала нижнюю губу пунцовая от волнения Шарифат. Еще минута — и она готова была заплакать. В скалах, столпившихся вокруг, Хаджимураду почудилась какая-то угроза и упрек.

Хаджимурад крепко сжал зубы — рука его будто окаменела. Лицо напряглось, яснее обрисовались скулы. Сплетенные руки юношей медленно поднимались кверху. Постепенно самодовольная улыбка на лице Ибрагима угасала.

«В тот день, когда Ибрагим тащил на себе мотоцикл, он хотел доказать мне, что я — пустой орех, и я все принимал за шутки», — горько раздумывал Хаджимурад.

Окружающие считали: Хаджимурад и Ибрагим вступили в безобидное соревнование, но девушки — Багжат и Шарифат — понимали: это — тайная дуэль. Ибрагим собирал силы. «Докажу ему наконец кто я!» В глазах Ибрагима потемнело. «Придумал это дурацкое соревнование, и теперь полный провал!»

Рука Ибрагима уже была на уровне груди Хаджимурада.

Хатун поднялась с камня.

— Ребята, хватит! Вы сильны одинаково! Оба победили, опустите руки!

— Правильно! Ничья! — поддержал Гасан.

Хотя слово «ничья» острой стрелой вонзилось в сердце Ибрагима, он поспешно отпустил руку Хаджимурада.

— У тебя, Хаджимурад, столько силы, что можешь идти пастухом к телятам, — с трудом улыбнулся Ибрагим.

— А из тебя выйдет отличный командир молодых петухов, — огрызнулся Хаджимурад.

— Больше ни слова! Из таких шуток растут колючие деревья с толстыми корнями, — Хатун обняла Хаджимурада.

Хаджимурад, как провинившийся ребенок, старался не смотреть по сторонам. Не поднимая головы, он подошел к краю скалы, захватив пиджак с камня, на котором раньше сидела Хатун.

Шарифат подбежала к нему, достала из рукава платья белый шелковый платочек и принялась смахивать с Хаджимурада пыль. Она знала: большего наказания за глупый поступок для Ибрагима не будет. Он легко перенес бы нападение десятка богатырей с тяжелыми кулаками, но был не в силах примириться с нежностью Шарифат, проявленной к Хаджимураду. И все-таки где-то на самом дне души Шарифат теплилась жалость к Ибрагиму. Одновременно она чувствовала: Хаджимураду было плохо, и она ринулась на помощь вопреки всему. И сейчас тоже ей было безразлично, что девушки, глядя на нее, многозначительно переглядываются, а Хатун бьет себя потихоньку по коленям. Ей нужно было как можно глубже ранить Ибрагима. «Силой решил меряться с Хаджимурадом! Себя мнит выше горы, а других ниже табуретки. Испытал ты силу Хаджимурада?»

Шарифат стряхивала пыль с Хаджимурада, а ему казалось: гора свалилась с его плеч. Он, преодолевая стеснение, украдкой посмотрел на девушку. Губы ее дрожали, у ресниц притаились слезы, как капли в тучах, готовые вот-вот брызнуть дождем.

«Хоть бы раз, только раз коснулась она меня рукой», — думал он.

Ибрагим снова сжимал и разжимал кулаки. Он готов был растаять, как лед под солнцем, на глазах у всех. «Только бы никого не видеть. Дурак я, зачем полез? Почему не смог сдержаться? Сколько раз слышал я от дедушки: «Залог успеха — умение владеть собой». А я что делаю? Коня с хвоста взнуздываю! Чего я добился? Увидел только, как она к Хаджимураду относится — сразу побежала, на глазах у всех, помогать!»

Солнце поднялось на два выстрела, когда горчоковцы и цибилкулцы распрощались. Они уговорились встретиться вновь, одни — в институтах, другие обещали заезжать друг к другу. Третьи лишь обменивались многозначительными взглядами, которые порой важнее самых нежных слов.

X

Рано утром Шарифат шла к источнику и еще издали увидела Ибрагима. Он мял в руках кепку и то наклонялся к земле, будто отыскивал потерянное, то выпрямлялся, оглядываясь вокруг, еще издали было заметно, что Ибрагим взволнован.