Тут она рассылает свою воду по руслам, приготовленным садовниками, чтобы деревья не страдали от жажды. Сюда с гор знойным полднем спускаются отары овец. Река течет спокойная и благостная, несущая добро и людям, и растениям, и животным. Но стоит ей снова разозлиться, и все летит прахом! Она будто стремится, чтобы все забыли о ее добрых делах. Как разбойник, она подкрадывается сзади, опрокидывает женщин, стирающих на берегу белье, выхватывает у них из рук драгоценные ковры и ткани, уносит с собою. Вырывает деревья с корнем, смывает со скал плодородный слой земли. Она… Но как бы ни злилась река, все знают — вода несет с собою жизнь. Никто не мог бы представить себе этого ущелья без неумолчного, неустанного гула, все заглушающего летом и еле слышного под слоем льда зимою.
— Убрать отсюда эту реку, и долина будет зиять пустотой, как выколотый глаз, — Ибрагим окинул взглядом окрестности.
Хаджимурад, стоя рядом с ним, думал о своем. «Как река, мчится вперед жизнь. Но не так слепо! У каждого из нас свои мечты и планы, каждый по-своему представляет будущее. И каждый видит в этом будущем стоящую рядом свою Шарифат. Даже если ее зовут по-иному».
Ибрагим тоже вспомнил о Шарифат, хотя ни тот, ни другой не произносили ее имени. Как потоки, бегущие с горы, баламутили эту реку, так и чувства Ибрагима закипели вновь. Горчоковец бросил косой взгляд на Хаджимурада, как на камень, преградивший дорогу. «Нет, без Шарифат я жить не могу! Ни за что не уступлю ее другому. Все-таки я скажу ему, чтобы он больше к нам не приезжал».
И Хаджимурад знал: сегодняшний визит Ибрагима не простая прогулка. Всему виной Шарифат. Он внешне совершенно спокойно стоял рядом с Ибрагимом, но сердце ею клокотало, как котел на огне. Укрощало его письмо, спрятанное в кармане. Он получил его вчера от Шарифат. В конверте, переданном ему почтальоном, он нашел набросок памятника, а под ним несколько строк: «Почему-то я часто ловлю себя на мысли о задуманной тобою работе. Не могла удержаться, чтобы не прислать свой вариант. Конечно, ты не обязан делать так, как я хочу». Дальше девушка писала о себе, о своей жизни. О том, что в Горчоке открывается ковровая мастерская и она поступает туда.
Хаджимураду захотелось обсудить с Ибрагимом дальнейшие планы Шарифат, но он посмотрел на своего внезапно помрачневшего спутника и решил, что этим разговором еще больше испортит гостю настроение. Желая отвлечься от одолевающих его мыслей, Хаджимурад засучил брюки до колен и ступил в воду.
— Ибрагим, осторожнее, здесь острые камни под водой! — крикнул он, обернувшись.
— Ого-го! — отозвался Ибрагим, — легче переплыть Аварское Койсу, чем переправиться на тот берег.
— Вон, видишь, фундамент от моста! Одни камни торчат, бревна река унесла с собой. Я говорил тебе — непокорная!
— Значит, его надо строить весь из камней! — сказал Ибрагим, быстро взбираясь вслед за Хаджимурадом на скалу. — Знаешь, мост через Губинскую реку построен хитро. В цемент добавляли свинец.
— Что-то я не слышал о свинце! — отозвался Хаджимурад уже со скалы.
— Валлах, Хаджимурад! Ты прав — едва ли по этой дороге мы сумеем пронести твой камень, — Ибрагим поглядел вниз. На полпути по откосу к реке выступали две скалы — одна против другой. Они тянулись через реку, будто для поцелуя.
— Я же говорил тебе, что трудно! А правда, камень хороший?
— Хорош, ничего не скажешь! И как только ты его нашел?
— Кто ищет, тот всегда найдет! — горделиво воскликнул Хаджимурад. И вдруг ему послышался кашель отца, он покраснел и добавил: — Это я случайно. Потерялась коза у соседки, меня попросили поискать. Говорят же, не было бы счастья, да несчастье помогло. Коза потерялась, а камень нашелся.
— Хорош! — сказал Ибрагим. — Ну что ж, попытка не пытка!
Будто желая обнять горы, Ибрагим раскинул руки, потом прижал их к груди крест-накрест. Нагнулся к камню.
— Что ты делаешь, Ибрагим? Я тебе не разрешаю, — Хаджимурад схватил его за запястья.
Ибрагим вырвался:
— Оставь меня. Хочу попытаться…
— Не воображай, пожалуйста, что это сноп сухой соломы, — Хаджимурад пригнулся и взялся за камень у основания.
— Если будешь нужен, я позову, — важно изрек Ибрагим, — минуту подожди! — Он примеривался взглядом к камню.
Полные щеки Ибрагима округлились так, будто он надувал футбольный мяч. Шея напряглась. Собрав все силы, он пытался сдвинуть камень с места. Но тот будто пустил корни — стоял неподвижно.
«Вах, я думал о себе, что силач! Оказывается, ошибался. А вдруг мне в трудную минуту придется внезапно вести самолет на посадку, как я справлюсь? Или надо будет призвать к порядку диверсантов? Ведь силы там понадобятся немалые». Ибрагим распрямился, посмотрел на облака, летящие над ними, провел рукой по вспотевшему лбу. С шумом вдохнул воздух и снова нагнулся.
— Двоим легче! — сказал Хаджимурад. — Давай я помогу тебе!
— Нет, я еще раз один попробую, ты подожди! Я никогда не успокаиваюсь, пока не добьюсь своего. — Ибрагим многозначительно посмотрел снизу вверх на Хаджимурада.