Родники рождаются в горах

— Я пока не готовлюсь! — коротко ответил Ибрагим, входя во двор Жамалудина. «Что я делаю? Надо ему сейчас же все высказать и вернуться». Он чувствовал, что желание объясниться с Хаджимурадом угасает с каждым мгновением.

— Мне Шарифат говорила, что ты хочешь поступить в летное училище!

— Собираюсь!

«Они про меня говорили! Интересно, что она еще обо мне сказала». Ибрагиму хотелось, чтобы Хаджимурад продолжал разговор о Шарифат.

— Не знаю, что получится. Мне очень хочется стать летчиком, — сказал Ибрагим после долгого молчания.

— Все будет хорошо. Шарифат говорила: ты давно готовишься, знаешь технику и даже самолет…

— Я просто много прочел технических книг, — поняв, что Шарифат его хвалила, более мягким тоном пояснил Ибрагим. — Но экзаменовать-то будут по программе.

— Самое главное — любовь к избранной профессии, — подытожил Хаджимурад. — А ты будь гостем, снимай пиджак, умойся. Я что-нибудь соображу насчет обеда!

Хаджимурад схватил ведро и побежал в сарай за кизяком.

— Я не хочу есть! — крикнул ему вслед Ибрагим. А на самом деле аппетит у него разгорался. «Видно, он сам готовит? А какая чистота в доме, хотя здесь нет женщины».

Хаджимурад, шагая через две-три ступеньки и посвистывая, вернулся с полным ведром. Пока Ибрагим приводил себя в порядок, очаг был разожжен. На сковородке шипела яичница. Хаджимурад подал хлеб, разлил по чашкам кислое молоко.

— Присаживайся, Ибрагим, обед по имени «Скорая помощь» на столе! Отец так называет яичницу.

— А ты мастер на все руки, — улыбнулся Ибрагим. — В миг все готово!

— Когда нужно, человек всему научится!

— Ты прав! — сказал Ибрагим и подумал: «А вдруг, Хаджимурад спросит, зачем я пришел? Что ему ответить?» Ссориться ему окончательно расхотелось.

— Я всегда завидую тебе, Ибрагим. Шарифат мне рассказывала, как однажды удивился гость, что твой отец не путает имена твоих многочисленных братьев. Больше всего на свете я хотел бы, чтобы у меня были сестра и брат. Нет у меня дедушки, который дернул бы за ухо, и нет младшего брата, которого бы я шлепнул. Отец заменяет мне всех.

Настроение Ибрагима улучшалось. «Смотри, много обо мне успела рассказать ему Шарифат». Удивляла и радовала откровенность Хаджимурада. «Он догадывался, что я люблю Шарифат, должен был ко мне плохо относиться, а он как с другом! Может быть, хочет у меня что-то выведать или узнать мои слабости? Если он держит камень за пазухой, почему так открыто смотрит на меня?»

Хаджимурад рассказал Ибрагиму о памятнике, который собирается поставить умершей матери, и тогда все сомнения Ибрагима рассеялись. «Потому и Шарифат его любит, что он такой откровенный», — решил Ибрагим наконец. Он сам понемногу начинал любить Хаджимурада, радовался его мечтам, уверился в его мастерстве.

Хаджимурад показал Ибрагиму несколько набросков для памятника. Повел посмотреть камень, который выбрал.

— Я бы давно начал работу, да не знаю, как переправить камень в аул, — сказал Хаджимурад. — Нужный мне камень лежит на том берегу реки, прямо у обрыва. Видишь?

— Ты не знаешь, как переправить в аул этот кусок скалы? Наши предки собственными руками мельничные жернова перетаскивали! А теперь к услугам человека арбы, машины, даже если нужно — вертолеты!

— Ни арба, ни машина сюда не пройдут, Ибрагим!

— Мы с тобой, да еще два твоих друга — вот и дотащим!

— Дело рискованное! Камень большой, тяжелый. Неверный шаг, — а внизу стремительный поток. Если бы не эта река, каким коротким был бы путь между нашими аулами!

Ибрагим посмотрел на другой берег. Там — почти отвесная скала, а под ней бешеная река билась о камни.

— Сегодня она особенно буйная, — продолжал Хаджимурад. — Это от дождей, выпавших в горах. Она на своем пути вбирает ручейки и речонки. Смотри! Волны догоняют друг друга, прыгают через валуны, как кони на скачках! Сколько бы раз соседние аулы ни строили общими силами мост через реку, все напрасно. К капризному характеру гордой красавицы трудно приноровиться! День она течет довольно мирно под мостом и вдруг, разозлившись, срывает с себя каменный пояс, часть оставляет на дне, часть уносит с собой.

Ибрагим, стоя на берегу несдающейся речки, бросил взгляд вверх по течению. Она водопадом прыгала вниз в ущелье из огромной рассеченной надвое скалы. Гигантский столб пены стоял над потоком. Капли разлетались в стороны, чтобы снова соединиться, притягиваясь друг К другу, как ртуть. И имя «река» будто было потеряно могучей стихией, когда она превращалась в «водопад» между могучими скалами, а потом снова возвращалось к ней здесь, в ущелье.