Родники рождаются в горах

Перед домом Меджида собрался весь аул. И даже из соседних аулов пришли, ведь все знали Сидрат, своего врача. Народу столько — шапке негде упасть. В кругу танцевала молодежь. А старики, сидя на плоских крышах, хлопали в ладоши, прищелкивали языками, причмокивали губами. И ноги у них не сидели без дела: старики притопывали каблуками, чуть не пускаясь на крыше в пляс. На заборе, на соседних крышах, на деревьях притаились ребятишки. Еще бы, разве можно пропустить такое: они зорко смотрели вниз. Танцы танцами, веселье весельем. Но главное — не упустить момента, когда мать жениха начнет сыпать на головы жениха и невесты конфеты и монетки. Это произойдет в тот момент, когда молодые выйдут в круг. Пока молодые, перешептываясь, сидели рядышком. А по старому обычаю должны были — отдельно.

Сидрат втиснулась в толпу и издали, найдя просвет между чьими-то головами, не отрываясь, смотрела на Розу. Она слышала, как рядом переговаривались старые женщины.

— Какие времена наступили, — говорила одна (и не понятно было, то ли она осуждает прежние времена, то ли жалеет, что они прошли), — невеста и жених вместе сидят. В наше-то время — жениха до свадьбы и в глаза не видела невеста. Все родители меж собой решали.

— Да, да, — подхватывала ее соседка. — А помнишь, на свадьбе-то сидели, закрывши лицо. Помню, ночью втолкнули меня к нему. Утром только и увидели друг дружку. Нравится — не нравится — живи. А теперь, гляди-ко, любимого подавай.

— И правильно, — заговорила опять первая. — Ох, и завидно мне! Ты только погляди, какие они хорошие да счастливые. Жаль, старая Субайбат не дожила до этого дня. Как бы она радовалась сегодня, бедняжка.

— Бедная Субайбат, — вмешалась в разговор и третья женщина, — сбылись ее мечты, да поздно.

Сидрат невольно слышала эти разговоры, и сердце ее сжималось от боли. Каким настоящим человеком была старая Субайбат. Правильно говорят, при жизни человека не ценим. Сидрат захотелось вернуться к себе домой, запереться, уткнуться лицом в подушку и досыта нареветься. «Всю жизнь я, наверное, останусь, как забытый плод на ветке, — горько подумала она. — Как быстро летит время. Давно ли Розу в первый класс отвела. Время, время! Как быстрый конь, ты вперед несешься».

Ее мысли прервал чей-то глухой голос. Сидрат быстро обернулась. Совсем близко стоял Гусейн. Наверное, отыскал в толпе и пробрался к ней.

— Желаю, чтобы молодые были всю жизнь счастливы, как сегодня. Чтобы любили друг друга сильнее, чем Тахир и Зухра, — сказал он.

И Сидрат показалось, что в его тихом глуховатом голосе прозвучали нежность и грусть.

— Спасибо, Гусейн! — сказала она растроганно.

А еще ей показалось, что Гусейн уловил ее настроение, понял ее, и она была благодарна ему за это.

— Спасибо, Гусейн! — повторила Сидрат. — Дай бог и твоим детям счастья. — А про себя подумала, глядя на его голову, наполовину седую: «И на твоей горе снег ложится. А ведь каким красавцем был. Не одна моя подруга по тебе сохла».

Тут все зашумели, задвигались. Те, кто сидел, встали и дружно захлопали в ладоши. «Бахарал! Бахарал!» — раздалось вокруг. Это кричали дети. Они наконец-то дождались своего часа и приготовились к прыжку. А глаза юных, которые тоже ждали своего часа, наполнились завистью к Розе и Меджиду. А старики, глядя на жениха и невесту, завздыхали оттого, что их молодость прокатилась, как яблоко с горы.

Затихла музыка, для того чтобы зазвучать с новой силой. И вот в круг, который расширился, раздался, вступили молодые. Нежный весенний ветер ласкал их лица. На губах у Розы застыла улыбка, немного неестественная: она знала, что сейчас все на них смотрят, и оттого смущалась. Меджид тоже, казалось, оробел. А сверху, с открытой веранды, мать Меджида сыпала на их головы городские конфеты в цветных бумажках и серебряные монеты. Сыпала щедро. Монеты падали на землю, катились колесом, вдавливались каблуками, потому что танец продолжался… И тут же швыряли ребятишки, подлезая под ноги, выныривая из-под рук.

— Пусть жизнь их будет богатой. Пусть жизнь их будет сладкой, — говорили люди.

Казалось, так говорила и природа: горы, обновленные весной, задорные ручьи, бурная горная река. И даже скалы, тысячелетние мрачные скалы, склонившиеся над аулом, тесно окружившие его, от утеса к утесу передают этот счастливый звук зурны, этот шум хлопающих рук. И могучее эхо, перекатываясь, далеко-далеко разносит весть о том, что в ауле сегодня свадьба. А значит — счастье.