Родники рождаются в горах

Пусть темный дождь лицо исхлещет мне,
Взберусь на горы, изодрав одежду,
Чтобы тебя найти на вышине,
А если не тебя, то хоть надежду.
Когда река взлохмачена, слепа
И в пене волн оскалены пороги,
Я вброд пойду, до крови сбивши ноги,
Чтобы к тебе не прервалась тропа.
На дне морском сыскать тебя берусь,
Мне не страшны бездонные глубины,
Чтобы тебя увидеть, мой любимый,
Я плавать, словно рыба, научусь.
Ты так необходим в моей судьбе,
С тобой богата, без тебя бедна я…
Я знаю, все пути ведут к тебе,
Но где их отыскать, пока не знаю…

Хаджимурада она не заметила, пока тот не подошел совсем близко. Багжат, крикнув: «Вуя!», прыгнула с камня на гальку. Хаджимурад увидел, что она вытирает слезы.

— Ты давно здесь? — спросила Багжат.

— Только что подошел. Почему ты плачешь?

— Просто так, Хаджимурад! — Багжат схватила сумку, из которой выглядывал белый халат, и побежала вдоль берега. Он остался стоять и смотрел вслед девушке…

Весна! Она радовала, вдохновляла Шарифат. Будто горный снег таял на ее станках. Шарифат вскакивала с ранним криком петухов и бралась за дело. «Я к свадьбе Хаджимурада должна закончить этот ковер, — говорила она себе. — В подарок брату… Брат! У меня есть брат!»

За работой дочери украдкой следил Алиасхаб. Ничто его не радовало. Огонь в глазах потух, на лице залегла глубокая печать страдания. Он за короткое время постарел, похудел, согнулся. Радовался он, лишь любуясь дочерью и забегающим к ним Хаджимурадом.

Он заново пережил трагедию своей юношеской любви. Никто не знал, с каким нетерпением ждал он, чтобы снег окончательно растаял, — хотел пойти в ту пещеру, где он в последний раз видел Зулхижат. Он часто и раньше бывал здесь, но не брался за пандур, который спрятал под камнем, завернув в андийскую бурку…

На этот раз он поднял камень, вытащил сгнившую бурку. Пандур был цел. Увидев его, Алиасхаб заплакал… Ударил пальцами по струнам, запел. Голос не слушался, но на душе Алиасхаба становилось легче!

Если бы свою печаль
Сделал я хмельным питьем,
Всех аульчан своих
Напоил бы допьяна.
Если бы тоску свою
В сахар белый превратил,
Всех аульчан своих
Угостил бы щедро я.

Алиасхаб медленно побрел домой с пандуром в руках: «Отдам Хаджимураду, — решил он. — Для меня время песен миновало».

Не отрываясь от станка, Шарифат спросила:

— Как ты думаешь, понравится Хаджимураду ковер?

— Конечно, понравится! — Алиасхаб подошел ближе. — Что это в середине?

— А ты всмотрись, отец.

— Молоток.

— Это родовой герб Жамалудина. Сам Хаджимурад добавил пятиконечную звезду. Я хочу, чтоб на ковре он увидел обновленный родовой герб.

«Родовой герб, их родовой герб», — повторял Алиасхаб. Он прошел в комнату, бросился на нары. Ему хотелось забыться, бежать куда-то, где бы его не догнали воспоминания. И снова спасением от всех бед, как и тогда, когда она вырвала его из лап смерти, была для Алиасхаба Супайнат. Вот она и появилась с полной миской оладий.

— Садись, Алиасхаб, поешь, пока горячие, — сказала она ласково. — Иди к столу, Шарифат!

— Да, я ужасно голодна! — Шарифат прыгнула через окно в комнату.

— И тебе, Шарифат, надо придумать себе герб! — сказал Алиасхаб.

— Конечно, как я не догадалась! — Шарифат захлопала в ладоши. — Я попрошу брата. Он придумает. Он на выдумки мастер!

Раздался шорох. Все переглянулись. Хаджимурад очутился в комнате, тоже прыгнув в окно, как Шарифат.

— Вот и приехал! — крикнул он, кладя на стол газету. — И ничего выдумывать не стану, буду говорить только правду, — засмеялся он.

— Хорошо, хорошо, сын мой, присаживайся, — сказала Супайнат.

— Ты мне так нужен. Придумай мне герб! — попросила Шарифат.

— И ты мне нужна. В газете написано, что в Москве открывается выставка народных умельцев. У меня есть идея! — Хаджимурад поднял руку.

— У тебя всегда идеи! — улыбнулась Шарифат.

— Да у меня не голова, а Дом Советов! — крикнул Хаджимурад и тут же оглянулся. Ему показалось, что он слышит покашливание Жамалудина. — Шарифат, пошлем туда твой ковер! — сказал он уже тише.

— В Москву? Мой ковер? — удивилась Шарифат.

— Плох тот солдат, который не мечтает быть генералом, — заявил Хаджимурад. — Твой ковер заслуживает особого внимания. Правда же, дядя Алиасхаб?

— Да, да, можно! — отозвался Алиасхаб. Слова «дядя Алиасхаб» лезвием прошлись по его сердцу. «Как он похож на Зулхижат», — подумал он.

— А мы еще кого-нибудь ждем? — спросил Хаджимурад.