Родники рождаются в горах

И река замерла на мгновение, словно прислушиваясь, а потом взметнулась и, встав на дыбы, прыгнула через скалу. Казалось, она хотела сказать: «Сидрат спешит. У нее нет времени поговорить со мной. И я спешу. У меня нет времени послушать рассказ о Сидрат. Прощай. Повесть о ней передай другой реке, что бежит за мной. Она уже догоняет меня. Я слышу ее журчание. И не могу остановиться. Проща-а-ай». И река помчалась дальше, к морю. А по узкой горной тропинке быстро прошла Сидрат, освещенная вечерним солнцем. Куда она так торопится? К больному? Но что это за звуки? Кажется, зурна? Ну да, горская зурна. А это барабан. Зурна и барабан. Значит, в ауле играют свадьбу. Наверное, потому и спешит Сидрат. Интересно, кто сегодня, в этот полдень весны, стал женихом, а кто невестой.

Свадьба! По горскому обычаю, свадьбы раньше играли только осенью, когда собран урожай и с гор медленно спускаются отяжелевшие, откормленные за лето бараны.

Много старинных обычаев отмерло. И этот тоже. А ведь и правда — чем плохо играть свадьбу весной? Распускаются цветы. Греет солнышко, а еще не жарко. Чабаны, с лицами, красными от первого загара, возвращаются с зимних пастбищ. А летом? Чем плохо летом? В аул на каникулы съезжаются студенты. Вечера летние теплы, а звезды низко-низко. И спать не хочется. Как тут обойтись без свадеб? Сегодня Роза, дочь сельского врача Сидрат, выходит замуж за учителя Меджида.

Утром Сидрат вызвали к больному в соседний аул. Хоть и событие такое дома, но как отказаться… Думала, быстро управится, а вот уж полдень… Она не стала дожидаться машины и пошла пешком по тропинке вдоль реки, самой короткой дорогой.

Здесь свадьба — там болезнь. Здесь счастье — там горе. Все в жизни перемешано. Вот и у нее — радость со слезами пополам. С одной стороны, она счастлива за Розу. Меджид — хороший парень. А с другой… Никого у нее нет, кроме дочери. Растила, не жалея себя. Думала, согреет ее одиночество. Днем как солнышко будет, вечером — как огонек. И вот теперь уходит дочь в чужой дом. Да… Лишь окрепнут крылья, птенцы вылетают из гнезда. Самой природой так задумано. И правильно это, а все же грустно. Как теперь возвращаться в пустой дом? Как жить дальше? Надо что-то придумать. Но что? Только в юности легко менять жизнь. Грустно Сидрат, а слез показывать нельзя. Зачем омрачать такой день? Сидрат медленно шла по тропинке, опустив голову. А под ногами тонкие низкие росточки — еще не притоптана первая трава. Никого вокруг. Только птицы. Да еще солнце. Мягко так греет, словно утешить хочет.

Сидрат и не заметила, как дошла до аула. Здесь уже нужно было поднять голову, печаль поглубже запрятать, могли встретиться односельчане.

А к дому, где жила Сидрат с дочерью, подпрыгивая на ухабах, подкатила колхозная «Победа». Из нее легко выскочил Меджид и, уверенно открыв калитку, вошел во двор. Сидрат уже подходила к дому и видела, как навстречу ему выбежала Роза. Такая юная, в платье легком и белом, как морская пена. Сидрат приостановилась, а потом, словно встряхнув себя, сделала веселое лицо и пошла в дом.

— Мама пришла! — и Роза повисла у нее на шее.

Теперь на что бы Роза ни смотрела, ее глаза светились нежностью, что бы ни говорила, в голосе дрожало счастье. «Говорит — «мама», а звучит словно «Меджид», — ревниво подумалось Сидрат.

— Мама, — прозвучал другой, мужской, голос, чужой и уже чем-то родной.

— Будьте счастливы, дети мои! — сказала Сидрат. Хотела сказать легко и беззаботно, но голос вдруг сорвался.

— Мама, не надо.

— Ну что вы, мама.

Два голоса, нежный, девичий, и басовитый, мужской, пытались ее утешить. А она стояла, отвернувшись, и пыталась справиться со слезами. Но вот наконец она взяла себя в руки. Обняла молодых.

Шофер дал сигнал. Они втроем вышли за калитку. Сидрат смотрела, как молодые садились в машину. Сначала впорхнула Роза. За ней хотел сесть Меджид, но остановился:

— Мама, и вы с нами… — Голос его прозвучал застенчиво.

— Уж поезжайте, — ответила Сидрат, вытирая слезы. — Я после подойду.

«Победа», взревев мотором, тронулась с места. И Сидрат пошла следом. Она шла медленно, задумчиво, по кривой улочке родного аула, туда, откуда все громче слышались звуки зурны и барабана. Туда, к дому Меджида, где теперь будет жить ее Роза и куда она, Сидрат, станет приходить в гости. В гости к своей дочери.

Конечно, по обычаю аула, она сейчас должна была сидеть дома: в первый день свадьбы с невестой принято быть не матери, а близкой родственнице. Но Сидрат нарушила обычай предков. Она хотела сама, собственными глазами, видеть свою дочь в этот ее день. Хотела видеть ее румянец, ее платье, похожее на морскую пену, ее черные волнистые волосы, хотела слышать ее родной голос.