— Принес немного меда!
— Вот так немного! Нам в нем плавать, что ли? Ахмед рассердится, возьми обратно.
— Бери, и молчок! Ахмед знает.
Жамал поспешно вышел, я долго прислушивалась к шороху его шагов по камушкам.
— Что-то здесь не так! — сказала мама.
Она в раздумье смотрела на неожиданное подношение. Сняла ситец с одного из ведер — на крышке лежали красные сторублевые бумажки. Мать дрожащими руками завязала ведро по-прежнему. В ее глазах были испуг и смятение. Румянец сбежал со щек.
— Скорей бы вернулся Ахмед. Чует сердце, не сладость сулит нам этот мед. — Она взяла на руки раскричавшуюся Асият.
Мы даже не слышали, как подошел к дому отец. Он закрыл дверь, и мать вздрогнула, отняв от груди примолкшую Асият.
— Зачем у нас был Жамал? — сурово спросил отец.
— Ты его встретил? Вот он принес эти ведра с медом.
— Как ты могла взять от него подарок?
— Он сказал, что предупредил тебя…
— А я ведь тебе говорил, что его двоюродный брат под арестом за кражу колхозных коней! Даже лиса знает, что «курдюк на дороге не валяется — где-то рядом капкан». Они хотят меня подкупить. Я сейчас позову милиционера. Пусть Жамал и его друзья лишний раз убедятся, что я честный человек.
— Ради меня, Ахмед, не делай людям неприятностей. Отдай обратно и забудь.
— Нет, Парихан, такие подлецы марают честных людей. Их надо выводить на чистую воду.
— Беги, Патимат, за Омардадой, — сказала расстроенная мама.
Мы пришли, а отец и мать еще не успокоились.
— Ты, Ахмед, обдумай все, — просила мама. — Я ведь знаю, ты потом будешь жалеть, что меня не послушал. Я сама отнесу мед. Обойдемся без скандала.
— Пальцем не смей прикасаться к этим ведрам. Кто сюда их принес, тот и домой оттащит!
Мама бросилась к Омардаде.
— Скажи хоть ты ему, чтобы он взял себя в руки…
— Дед его сперва стрелял, а потом сам перевязывал раненого. Сколько раз тебе надо говорить, чтобы гнев твой шел вслед за умом, а не наоборот? Ну, что случилось?
Омардада глядел то на мать, то на отца.
— Парихан хочет разбогатеть, взятки берет. — Отец пнул ведро.
— Что ты говоришь, Ахмед! — Мать заплакала.
Отец смягчился.
— Неужели ты, Парихан, не видишь, что меня готовы сбросить в пропасть, — сказал он спокойнее.
— Хватит! Ругая друг друга, вы крепость не построите. — Омардада сел. — Я хочу знать все подробно.
Он молча выслушал рассказ матери, прицелившись прищуренным глазом в одну точку. Прищелкнул языком, погладил бороду.
— Иногда, сынок мой, женский ум изворотливее, чем наш. Парихан говорит правильно. Надо вернуть мед без шума. Доброму коню удара кнута хватит на всю дорогу. Если есть у Жамала горский намус, ему этот удар перенести будет труднее, чем Сибирь, а если у него нет намуса, и Сибирь его не исправит.
— Я тоже так говорю, Омардада! Ну, он сядет в тюрьму, а что про нас люди скажут?! Ведь дети и жена ни в чем не виноваты.
— А мои дети, значит, виноваты! Он же меня хочет отправить в тюрьму!
— Наверное, хочет, — сказал Омардада. — Это дело его совести. Мой отец учил — на добро отвечать добром, а на зло — тем более. Я как-то в молодости возвращался из города пешком и решил остаться в ближайшем ауле переночевать. Встречаю своего кунака. Обрадовался я, вот-вот он пригласит меня домой. Кунак мой улыбается, говорит о том о сем. Вдруг, смотрю, он свернул в сторону так же неожиданно, как и появился на дороге. Отец, выслушав мой рассказ, только улыбнулся. А когда мы на базаре встретили этого кунака, отец насильно затащил его к нам. Зарезал барана, пригласил соседей. Кунак после этого мне в глаза смотреть не мог!
— Меня никто никогда не пытался подкупать! Как Жамалу пришло в голову сунуться ко мне со взяткой! — Отец, хлопнув дверью, вышел в другую комнату, а мама показала Омардаде деньги под тряпицей.
— Я не сказала Ахмеду, — прошептала она, — не стоит и тюрьмы этот Жамал!
Омардада рассматривал деньги на свет.
— Фальшивых он не принесет, — сказала мать.
— Разве в этом дело! Видишь, Парихан, на каждой бумажке поставлен крестик.
— А это еще зачем? — удивилась мама.
— Если бы вы приняли деньги, пришло бы письмо в милицию. У вас произвели бы обыск и нашли деньги с крестиками.
— Что ты говоришь?! — только и могла вымолвить мама.
— Я знаю, что говорю, — сказал он, просматривая сторублевки. — Беги, Патимат, позови Жамала, а ты, Парихан, положи все как было!
Жамал был не один. С ним за столом сидел незнакомый мне человек. Они выпивали.
— Омардада зовет тебя к нам, — сказала я.
Правая щека Жамала начала дергаться. Он побледнел, потом покраснел.
— Отец дома? Кто у вас еще? — спросил он, вставая со стула.
— Никого. Омардада просил тебя позвать.
— Ты хорошая девочка, возьми себе конфет.
— Не надо, у нас их сколько хочешь! — ответила я гордо.
— Я не утверждаю, что у вас нет. Возьми!
Увидев в руках у отца конфеты, подбежала его маленькая дочь. Горящими глазенками смотрела она на цветные бумажки. Жамал строго нахмурил брови, и она молча забилась в угол.
Мне пришлось взять гостинец — так испугали меня злые глаза хозяина дома.
— Ассалам алейкум! — Жамал вошел улыбаясь и как ни в чем не бывало протянул руку Омардаде.