Родники рождаются в горах

— Это не твоего ума дело, — сказала Халун, подморгнув сыну. — У каждого свои заботы.

Она знала, что молнии, вспыхивающие в глазах мужа, могут ударить в сына.

— Почему ты не дала Нупайсат топорик? — спросил Омардада, бросив косой взгляд в спину Сайгиду.

— Я сказала ей, дорогой, чтобы она зашла при тебе. Знаю, что бывает, когда я что-нибудь отдаю без твоего разрешения.

— Надо понимать, кому можно, кому нет!

— Правильно ты говоришь, Омар!

— Я ей разрешил взять у тебя топорик.

— Как я ни поступлю, все остаюсь виноватой. Никогда не забуду, как бесновался в прошлом году, когда я дала нож Тухбат. Кто однажды попал под ливень, другой раз захватит с собой бурку. Теперь я поняла, зачем тебе нужно сейчас точить топоры! Сам ко мне послал Нупайсат, чтобы потом меня поругать. Честь твоей голове! Больше Халун не повторит свою ошибку. Сам же ты говоришь, что умный человек, споткнувшись о камень, другой раз обойдет его.

— Кто же теперь тебя посмеет ругать, госпожа Халун, когда подросли сыновья? У тебя язык проворнее стал ворочаться! Ты уверена, что на старости лет я тебя уже не брошу!

— Именем аллаха клянусь, Омар, буду только рада, если ты найдешь лучшую! Я тебя не держу, дай мне развод, и делу конец, — гордо проговорила Халун.

— Не так ты раньше пела, куропатка моя! День и ночь старалась угодить мне…

— Те времена прошли, Омар. Если бы тогда я была такая умная, как сейчас, и одного дня с тобой не осталась.

— С каких пор ты стала такой ученой!

— Даже птичка своей маленькой головкой кое-что соображает, а ты всегда думаешь, что головы у людей только для волос… А твоя — чтобы командовать!

— Как у других, я не знаю. Твоя голова точно курдюк у барана — из одного корня три волоса растут.

— Да, Омар, теперь ты говоришь — курдюк, а прежде не раз ты гладил мои волосы и целовал.

— Что вы сегодня целый день ругаетесь? — спросил, заглянув на веранду, Сайгид, а Мажид махнул рукой и вышел за ворота.

— Ваша родительница хочет ходить в папахе! — негодовал Омардада. — Чувствует себя у вас под защитой! Думал, что хоть один из вас пойдет в меня, оба похожи на мать!

— До сих пор считалось, что Сайгид весь в отца! — засмеялась Халун. — Обогнал всех на скачках, укротил колхозного коня. А теперь ты мне его уступаешь!

— Язык у тебя недурно подвешен, но, когда надо сказать серьезное слово отбившемуся от рук сыну, ты помалкиваешь! Поди послушай, что люди говорят…

— Если всех слушать, получится, что сам пророк Магомед великий грешник! — отбивалась Халун.

— Лучше бы я умер, чем видеть все это. Подошла ко мне Хуризадай при людях и говорит голосом петуха, у которого в горле застрял колос: «Поздравляю со снохой, почему все держите в секрете?»

— Ну, что же она сказала такого? Дело обычное — взрослеют сыновья, их женят, а девушек выдают замуж.

— Ты, наверное, тоже замешана в этой каше. Я не собираюсь, Халун, их ссорить. Им, я не спорю, надо подождать, но не играть же в прятки, — Омар подобрел.

— Не те времена сейчас, когда родители решают за детей. А ты хорош! — упрекала Халун. — Ты не рядовой колхозник. Твой портрет был напечатан в газете, а рассуждаешь порой как отсталый человек — кулак.

Она направилась в другую комнату.

— Не зря мой портрет был в газете, Халун. Я пашу землю за троих! — крикнул Омардада вдогонку жене.

Долго он возился с ножами и топорами. Потом смазал их маслом, завернул в тряпку и вошел в комнату.

— Собирайся, Халун, — сказал он, снимая с гвоздя чуха-гужгат.

— Куда, мой дорогой?!

— Сватать сыну невесту! Я сплетникам хребты сломаю. Назло всем завтра же сыграем свадьбу.

— Сейчас, дорогой. Чего ждать? Лучшей невесты для сына и в мечтах не найти, — отозвалась Халун, выбирая подходящее платье среди висевших на стене. — Что мне надеть?

— То платье, что я привез из Махачкалы. Оно тебе очень идет.

Но одеться Халун не успела. Посыпались распоряжения:

— Халун, принеси мою серую каракулевую шапку. Халун, где мои сапоги? Халун, найди мой пояс и кинжал!

Халун безропотно все подавала.

— Честь твоей голове! Нужно тебе еще что-нибудь?

Убедившись, что муж собрался, она натянула платье, надела бусы, накинула желтый с длинными кистями платок. Довольные друг другом, супруги вышли на веранду. Омардада прочел молитву, провел по лицу руками и крикнул:

— Сайгид, сын мой! Пойди на улицу, посмотри! Как бы нам не попалась Хуризадай!

— Все разведал, вражеской ноги нигде не обнаружено, — вернувшись, сообщил Сайгид.

Омардада и Халун скрылись за воротами.

Сайгиду не сиделось на месте. Он то входил в комнату, то выходил на веранду. Несколько раз он пытался вызвать брата на разговор, но тот коротко отвечал на вопросы, не отрываясь от книги.

Я лежала в углу комнаты, но заснуть никак не могла. Беспокоилась я не меньше других. «Какой ответ принесут старики?»

— Мажид, ты знаешь, куда отец пошел? — спросил Сайгид, вновь подходя к брату.

— Ты что же, думаешь, я без глаз и без ушей? Да и невозможно не видеть и не слышать, что у нас творится!

— Стоячее озеро никогда не поймет буйную реку. Так и ты меня не понимаешь, — вздохнул Сайгид.