Родное гнездо

— Чем поможешь троечнику? — безнадежно отмахнулся Торик.

— Но ты не против, если он будет учиться с тобой в одном классе?

— Да пусть учится, где хочет. А дружить… Не знаю.

— Вот и хорошо. Потому что я уже согласилась.

— Вера!

— Ну что «Вера»? Она так просила — невозможно было отказать! Мало ли как сложится? Все бывает, сам знаешь: они там и дерутся, и чего только не делают. А так Торик хотя бы не один будет. Правильно?

Страшно далекий от реальной жизни, Торик потрясенно кивнул. Он еще не думал об этом. Даже не начинал.

* * *

Февраль 1979 года, Город, 13 лет

Настороженные льдинки взглядов новых одноклассников обжигали: кто знает, чего ждать от этих новеньких? Судя по тому, что в классе теперь сидел и Семен, у Никитцевых все получилось. Поначалу ребята относились друг к другу недоверчиво. Но они теперь каждый день вместе проходили километр от школы до дома, и вот так, капля за каплей, отношения налаживались.

Семен вел себя разумно, видимо, родители хорошо настроили его на нужный лад. Он не лез с просьбами о помощи, не делал широких жестов, а просто оставался собой. Но воспитывали их по-разному.

В семье Торика главной доблестью для ребенка считалось умение занять себя интересным делом и не отвлекать родителей от их личной жизни. Нравится музыка? Отлично! Слушай пластинки.

А у Семена дома ценились практика, руки, растущие откуда надо, и освоение навыков, которые пригодятся в жизни. Ребенка тянет к музыке? Родители отдают его в музыкальную школу: «Научишься играть на баяне — нигде не пропадешь, хоть на свадьбах заработаешь». И Семен неплохо освоил баян.

Впрочем, друзья никогда не ссорились по этому поводу. Просто каждый из них нес по жизни незримый флаг, врученный его родителями.

* * *

Кабинет физики оформлен как музей науки. Вся задняя стена класса — огромный шкаф-витрина: на каждой полочке что-нибудь интересное. Тут — семейка братцев-маятников, там — остов электрофорной машины, а здесь — толстый и черный амперметр, настолько древний, что, кажется, должен помнить самого Андре-Мари Ампера.

Физичка, Нина Ивановна, худощавая, темноволосая и энергичная, дело свое знает:

— Никогда не путайте пройденный путь и перемещение! Классический пример: автомобиль выехал из гаража, весь день мотался по городу, а вечером неизбежно вернулся в гараж. Пройденный путь исчисляется сотней километров, а перемещение — ноль!

Самые внимательные из учеников переглянулись: это же материал прошлого года, сегодня тема совсем другая! А она, словно услышав их мысли, поясняет:

— Почему я говорю об этом сейчас? Во-первых, я вас поймала и теперь отлично вижу, кто меня слушает, а кто — нет. А во-вторых, — она картинно разводит руками, — хоть все это кажется очевидным, многие из вас при решении задач до сих пор ошибаются! Возможно, теперь вы меня поймали? Похоже, в прошлом году я вам плохо объяснила эту тему?

Она улыбается немного смущенно, но при этом чуть насмешливо, и Торик осознает, что эта незнакомая физичка ему уже симпатична. Более того, чем-то напоминает ему тетю Резеду — такую же острую на язык, но при этом умную и, как ни странно, доброжелательную.

На одном из уроков Нина Ивановна зачитала определение: «Звук — это колебания воздуха, воспринимаемые наблюдателем». Сделала паузу и продолжила:

— Смотрите: здесь речь идет о наблюдателе. О том, кто слышит этот звук. Если в глухой тайге упало дерево, это уже не звук, а просто колебания воздуха.

Ребята загомонили, что это все-таки может и звуком оказаться для какой-нибудь белки или медведя. Физичка скептически усмехнулась и неожиданно заявила:

— А давайте для чистоты эксперимента сбросим на эту самую тайгу пару хор-роших таких нейтронных бомб, чтобы сосны остались, а вся слушающая живность гарантированно вымерла. Тогда уж точно никаких звуков не будет. По определению. Согласны?

Торик не понял, в какой мере эти слова были шуткой, но широкий философский подход и смелые мысленные эксперименты физички впечатлили его безмерно!

* * *

Ярким педагогом оказалась и Анна Сергеевна, математичка — полная и обманчиво улыбчивая, как раскормленный бультерьер, она обладала стальной волей и сверхспособностью: используя только слова и интонации, могла растоптать любого — ученика, другого учителя, директора, кого угодно. А могла и поддержать, и даже вдохновить, если вдруг захочет.

Вот Вася Пучков, верзила и уже в седьмом классе насквозь прокуренный двоечник со стажем, стоит перед ней по струнке. Он не сделал домашнюю работу, списать не получилось, контрольную написал на двойку, словом, виновен по всем статьям. Она говорит негромко, но методично, выщелкивает одно хлесткое слово за другим, и каждое попадает в цель:

— Пучков! Всегда Пучков. Всегда последний, всегда худший. К чему ты стремишься, Пучков? Что у тебя в голове? Не знаешь? А я знаю. Ни-че-го! Пустота. Изначальная торричеллиева пустота в твоей голове, Пучков! И я очень сомневаюсь, что однажды там поселится хоть что-нибудь еще.

Пучков, весь пунцовый от стыда и унижения, так и стоит, ведь сесть ему не разрешили. А Анна Сергеевна тем временем переходит к теме урока: