Родное гнездо

— Да. Он просто так приходил, или какие новости есть по прибору?

Рука Торика, наливавшего чай, дрогнула. Внезапно его коснулось неприятное предчувствие: если выдать Роберту все как есть, пожалуй, будет только хуже. Поэтому он рассказал только об успехах в засыпании. А о своих странных видениях и электролите умолчал.

Роберт слушал очень внимательно, потом даже печенье отложил. Он расцвел улыбкой, внезапно вернулось обаяние, а в голосе зазвучала бархатистая заинтересованность:

— Слу-ушай, а давай его на мне попробуем, вдруг получится?

Торик согласился. Нацепил шлем (без всякого электролита), уложил Роберта на диван, настроил прибор на тепловую волну без подачи напряжения. Дальше вышло непонятно — то ли от постоянного недосыпа, то ли от плотной еды, то ли прибор после доработки и правда стал работать четче, но через пару минут Роберт стал подремывать, а потом, к удивлению Торика, мирно засопел. Через двенадцать минут проснулся отдохнувшим и посвежевшим. Рассказал, что успел даже сон увидеть.

— Отлично! Все работает, точно как обещали в журнале!

Роберт сразу посерьезнел, выпрямил спину, подобрался и сказал, что хорошо бы такую штуку попробовать на других. А там, глядишь, и заработать на этом получится. Таким замечательным находкам нельзя пропадать. Наука и техника должны служить людям!

Звучало все это очень патетически и почти убедительно. Но Торика обуревали противоречивые чувства. Ему не хотелось отдавать новую игрушку в чужие руки — он и сам еще толком с ней не освоился. Хотя понимал, что об этом говорить не стоит. А Роберт настаивал, что возьмет на себя не только устройство, но и все риски.

В итоге сошлись на том, чтобы попросить Семена сделать еще одну версию — компактную, чтобы располагалась на шлеме. «Без контактов, потенциалов и электролита», — мысленно добавил Торик. И улыбнулся. На душе стало легче: похоже, он все придумал правильно.

Глава 20. Философия жизни

Март 1984 года, Город, 18 лет

Острое до треугольности лицо Роберта застыло. Обычно он бурлил идеями и азартно улыбался в предвкушении очередной авантюры. А теперь взгляд его словно уперся в невидимое и неприятное нечто.

— Дай гитару, что ли, помучаю? — меланхолично, почти без интонаций сказал Роберт. — Валерыч на днях очередной шедевр выдал. Говорит, последний.

— Может, обойдется?

— Вряд ли. У него хронические задолженности по семи предметам. Замдекана уже отчаялась: ходила, просила, переносила ему зачеты.

— Он совсем не учится? Вроде умный парень?

— Ты не понимаешь: он вошел в штопор. Сначала по глупости, потом еще эта его бросила.

— И запил?

— Валерыч-то? Нет, не запил. Не тот характер. Он забил! На всех и на все. Укатил в агитационный тур — нести эсперанто в массы. Потом вернулся, а тут зачеты, туча лаб пропущена, про лекции я уж не говорю. И знаешь что?

Он сделал эффектную паузу и даже слегка оживился, гневно сверкнув глазами:

— Она. Его. Простила. Она! По мне, там с самого начала все было безнадежно. Но сердцу не прикажешь. Теперь у него одна дорога…

— Отчислят? Уедет домой, в Ереван?

— Нет, сразу в армию. При отчислении за неуспеваемость все отсрочки снимаются.

— Ого.

— Так тоскливо на душе. Все мы по краю… — И снова голос стал еле слышен.

Роберт помолчал, перебирая струны. Вторая оказалась чуть-чуть недотянута, но так песня звучала даже выразительней. Казалось, гитара не только подыгрывает негромкому голосу, но и оплакивает судьбу влюбленного поэта. Простое гитарное арпеджио, нехитрые аккорды и слова песни сплетались в единую горькую исповедь.

Где же я был? Что я искал?

Все, что нашел, все потерял.

И в этой ночи, как мотылек,

Я увидал твой огонек.

Но огонек был непростой,

Словно решил позабавиться мной.

Не обмани! Больно терпеть!

Плакать не стану, стану я петь…

Поначалу песня показалась Торику примитивной, но все же нет. Эту песню Валерыч умышленно сделал простой и невыразительной. Оказалось, мелодия здесь не важна. Главными выступали даже не слова, а переживания, стоявшие за ними. Это была песня-плач, где нисходящие интонации помогали раздувать костер грусти.

Если вернусь, буду другим,

Не прикоснусь к пальцам твоим.

Знаю, осталось много огня,

Ты сохрани его не для меня.

Здесь на Торика ощутимо пахнуло благородным пушкинским «так дай вам бог любимой быть другим». Но Валерыч пошел еще дальше:

Не обмани тех, кто придет,

Тех, кто тебя, может быть, ждет.

Пусть о тебе вспомнят они,

Чью-то мечту не обмани.

«Не обмани…» — медленно пропел еще раз Роберт. Призрак этих слов медленно растаял в воздухе.

В комнате повисло острое предчувствие скорого ухода. Эх, Валерыч… Ну почему из сотен людей пропадают непременно самые близкие и нужные?!