Читаем Родные гнездовья полностью

Писем было много: писал из Баку Мжачих, слал большое письмо Эрлихман... было письмо даже от цилемского сельского старосты. Ефимко Мишкин писал: «...ты ужо не спокидай нас. Сход высылат тебе деньги на молокогоны и луговы семена...»

Когда, предупрежденные сестрой милосердия, гости собирались уже уходить, Михаил Шпарберг тревожно и вопросительно глянул на Платона Борисовича, но тот, поймав его взгляд, отрицательно качнул головой. Не решились они сообщить Андрею, что Михаил с матерью только что возвратились из Харькова с похорон Михаила Ивановича Журавского.

Андрей, почувствовав заминку, истолковал ее по-своему и чуть тронул за рукав брата. Тот понял, вышел со всеми за калитку, но тут же спохватился, что не передал Андрею адрес Григорьева, уехавшего продолжать образование в Германию, и вернулся в сквер.

— С Верой что-нибудь? — быстро спросил Андрей.

— Откуда ты взял? Ничего с ней не стряслось — жива, работает... — Шпарберг, не ожидавший такого вопроса, мялся, нервничал.

— Кем?

— Счетоводом на моем участке строительства железной дороги Омск — Тюмень.

— Что она к детям-то не едет? Одни на Печоре... Сироты при живых родителях. Мать ведь она им... — не стесняясь брата, высказал наболевшее Андрей.

— Брось, Андрей, бередить рану — воспитаешь не хуже, чем с такой матерью. Я побежал. Поправляйся! — Михаил сделал шаг, но раздумал, повернулся к Андрею и сказал: — Умер дядя Миша.


* * *


Из больницы Андрей вышел осенью, но был еще очень слаб. Граф Игнатьев сдержал свое слово: жалованье старшего специалиста главного управления за Журавским сохранялось на весь 1910 год. Потребовав от Артемия Степановича Соловьева полугодовой отчет и смету на второе полугодие, Журавский выслал ему точно испрашиваемую сумму — две тысячи сто тридцать пять рублей. Пятьсот рублей выслал он казначею Нечаеву на оплату расходов по содержанию троих детей и тещи. О Вере Арсений Федорович писал: «...неизвестно где и неизвестно с кем, но чем дальше, тем лучше».

Шокальский, Риппас и старые верные друзья собрали меж собой пятьсот рублей и почти принудительно отправили Андрея за границу на курорт. В Главном управлении земледелия Журавский добился отношения в таможню на право провоза сорока килограммов документов по обследованию Печорского края, с тем чтобы на досуге обобщить их и представить в ученый комитет. Журавского официально предупредили, что ждут его выздоровевшим на должность заведующего Печорской сельскохозяйственной опытной станции.

Перед отъездом за границу Семенов-Тян-Шанский вручил Андрею Журавскому диплом об избрании его действительным членом Русского географического общества. В дипломе указывалось: «Избран единогласно за большое географическое открытие и выдающиеся биогеографические исследования на территории Европейского Русского Севера». Здесь же, по договоренности с руководителями Географического общества, академик Котельников вручил Андрею Журавскому диплом действительного члена Русского вольно-экономического общества, признав за ним большие заслуги в области изучения экономики Печорского края.

Такого признания научных заслуг удостаивались не все даже маститые академики.

На церемонии вручения дипломов Журавскому патриарх отечественной географической науки Семенов-Тян-Шанский сказал: «Андрей Журавский дарит русскому народу целый Печорский край — вот что безоговорочно признали действительные члены общества. Наука не признает чинов и рангов, она признает открытия. Лично от себя скажу одно: Печорский край все увидят таким, каким Андрей Журавский видит его сегодня, но для этого нужны еще полвека, а то и век. Лечитесь, крепните — вы обязательно вернетесь в свой край победителем».

Семенов-Тян-Шанский не обманул: когда к концу 1910 года Андрей, бодрый и окрепший, вернулся с курорта в Петербург, Платон Борисович встретил его радостной вестью.

— С первого января тысяча девятьсот одиннадцатого года в Усть-Цильме открывается Сельскохозяйственная опытная станция. Шуму было много, но заведующим ты утвержден единогласно. Рад, рад я, Андрей, за тебя, за твои научные успехи, — растроганно обнимал заметно состарившийся ученый своего молодого друга.

— Спасибо вам всем, Платон Борисович. Спасибо от меня и печорцев.А сейчас я, пожалуй, направлюсь не к вам, а в управление: с открытием станции предстоит куча дел в Питере, а дома ждут дети и опять-таки самые неотложные дела. Главное — успеть бы заготовить по зимней дороге лес на постройки…


* * *


Печорская сельскохозяйственная опытная станция открывалась не на пустом месте, однако работы сразу навалилось столько, что на сон более трех-четырех часов выкроить было невозможно. Нужны были проекты и сметы, оборудование, литература — все то, чего в Усть-Цильме не было и в помине. Нужны были научные сотрудники.

— Андрей, не забудь: семнадцатого января заседание общества. Будем слушать Русанова, — напомнил Риппас, помогавший Журавскому в хлопотах по оснащению станции.

— Седов будет?

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Жестокий век
Жестокий век

Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Исторический роман «Жестокий век» – это красочное полотно жизни монголов в конце ХII – начале XIII века. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная вольная жизнь, где неразлучны смертельная опасность и удача… Войско гениального полководца и чудовища Чингисхана, подобно огнедышащей вулканической лаве, сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Желание Чингисхана, вершителя этого жесточайшего абсурда, стать единственным правителем Вселенной, толкало его к новым и новым кровавым завоевательным походам…

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза