Родные гнездовья

— Ладно, — подавая вожжи четырехлетнему Костику, сказал Нечаев, — вези отца домой, а я сяду с дядей Артемием.

Так они и ехали все пятьдесят верст от Трусова до Усть-Цильмы: впереди, как бы в эскорте, ехал Ефим Михайлович, неизменный спутник Андрея в путешествиях по берегам Цильмы, за ним Журавский с детьми, а позади Соловьев с Нечаевым, сохранившие и детей и станцию во время черного года. Так въехали и в Усть-Цильму.

...Теща Андрея, Наталья Викентьевна, поплакав о покойном муже, о непутевой Вере, о детях — сиротах при живых родителях, показав, в каком ящике комода хранится штопаное-перештопаное детское бельишко, на третий день, пока не упал под ожидаемым теплом зимний тракт, уехала в Архангельск. Окруженный детьми, Андрей стоял на крыльце дома сестер Носовых до тех пор, пока возок, навсегда увозивший Наталью Викентьевну с Печоры, не скрылся за взгорком по ту сторону реки.

— С чего будем начинать, Андрей Владимирович? — подождав, пока не скроется возок в запечорских лесах, спросил Соловьев.

— Почему начинать? Будем продолжать: вот вы пятый год в Усть-Цильме и проделали тут огромную работу — недаром газета «Новое время» объявила на всю Россию, что за это время посевы и посадки овощей и картофеля возросли в уезде в девятнадцать раз! Читали, Артемий Степанович?

— Это, Андрей Владимирович, если по официальной статистике, на деле — больше, — пробурчал, чтоб скрыть радость от похвалы, Соловьев.

— Нас и эта цифра радует. Народ поверил нам, и сейчас у него одна забота — как получить у вас семена. А у нас с вами другая — где строить станцию? Каким способом заготовить лес? Где взять плотников?

— Сколько денег-то отпустили?

— Хлебнем мы еще горя с этими деньгами: их опять перевели в Архангельск на Сущевского, считай — Сосновского.

— Господи! Да вразуми ты их иль порази громом! — не выдержал Соловьев.

— Ни на то, ни на другое надеяться нельзя, Андрей Степанович. Отпустили двадцать семь тысяч рублей на строительство, девятнадцать тысяч — на транспортные расходы и раскорчевку леса и десять — на содержание действующей, благодаря вашим неустанным трудам, сети станций.

— Труды-то мои, да деньги-то ваши были... Казначей проговорился.

— Все это позади. Главное, не рухнуло дело, а то пришлось бы начинать все заново... Так где, Артемий Степанович, будем строить станцию?

— Тут надо занять ума у народа. Усть-Цильму переносили на другое место, Трусово — тож, Бугаево каждую весну топит половодьем... Каково направление станции, Андрей Владимирович?

— Опытные участки под культурами корнеплодных и овощных растений, питомники выращивания семян, опытные луга и улучшение породности молочного скота.

— Все то же, над чем вы бились в последние года.

— Да, Артемий Степанович. Нефть Баку и уголь Дона иссякают. Три года назад я высказал мысль, что спасение России в Печорском крае, и был высмеян.

— Шутами!

— Нет, людьми, только очень близорукими. Но и я не был дальнозорок.

— Что, нет горных богатств на Печоре?

— Есть, и гораздо больше, чем я предполагал, но главная их кладовая в Сибири, и тут сто раз правы Ломоносов, Сидоров, Менделеев.

— Не ехать ли в Сибирь собираетесь? — проскользнули тревожные нотки в голосе Соловьева.

— Нет. Мысль совсем иная: учиться освоению Сибири надо в Печорском крае — он ближе к промышленным районам, он меньше Сибири. Потому здесь мы обязаны заложить научную школу освоения богатств Сибири!

— Да... Вот оно как... Хорошо бы!

— Так сможем мы, Артемий Степанович, завтра к вечеру собрать сюда на станцию человек по пять с близлежащих сельских обществ и решить вопросы заготовки леса? — возвратился к неотложным делам Андрей.

— Отчего не сможем?

— Артемий Степанович, пригласите и лесничего. Надо будет поговорить об отводе делянок. Разрешение я привез из Питера.

— Его нет... По вызову Сосновского выехал в Архангельск...

— Как нет? — удивился Журавский. — Когда уехал? Надолго ли?

— Не ведаю, — опустил глаза Соловьев. — Вчера умчался...

«Неужто опять началось?» — тревожно кольнуло в сердце Андрея.

* * *

Сход представителей сельских обществ, созванный Андреем Журавским в Усть-Цильме, пришел к такому уговору: устьцилемцы брались заготовить и вывезти десять тысяч бревен за две недели, если рубку начинать немедля.

— Счас по осемь гривен с бревна мужики ишшо поедут в лес, а недели через три ни один не поедет — коней загробят, — раздумчиво говорил староста. — И так, почесть, полселу надоть выехать, да по две ходки на обыденку делать.

— Давайте, мужики, сойдемся на шести гривнах, — сразу начал рядиться Соловьев. — Дело-то у Андрея Владимировича государственное.

— А енега-ти каки? — не уступал староста.

После долгих споров сошлись на том, что устьцилемцы с понедельника приступают к рубке и вывозке леса по семьдесят копеек с соснового бревна строго установленных размеров; Карпушевское общество приступит к расчисткам площадок под строения и под пахотные участки за сто двадцать рублей с десятины; полушинцы будут распиливать бревна на доски.

— Плотников-то откуль ладишь брать? — полюбопытствовали мужики.