– В армии был, в стройбате. Одна, Галка-прораб, ввела в прорабскую и дверь защелкнула. Я вижу, дело такое, стал снимать с нее брючки. Она – ничего. Только иногда: «Ой, чего ты… Так нельзя, без слов». Ну, после разговорились – она оказалась женой Ванюшки завгара. Ну, думаю, не надо бы. Мне друг Колька: «Брось, мало ли, в беду попадешь». Я и сам чувствую – надо кончать. Но… тянет. Она позвонила – пошел. Ну, так привык к ней. Она звонит – хожу. Она жила как раз за забором, мне ужинать, а я: к черту! И за забор, темно ведь. Как-то пригласила на Новый год, подругу привела, жену начальника гарнизона, толстую такую. Я: ну, Игорек, держись! Как обычно, шинель расстелил на полу – полы чистые. А за углом – Ванюшка! Я: «Галка, Ванюшка за углом, нехорошо бы не получилось». Вышли. «Иди прямо, вроде не видишь». Взял его за руки, не дал ее бить. «А, ты у меня узнаешь!»
Он вспоминал с сожалением.
– Потом, в прорабской, я ее за плечи, дверь приоткрыл, чтобы видно было. Чувствую, кто-то смотрит сзади, Ванюшка! «Дай паяльник, Галя». «Иди сам возьми». Ванюшка: «А-а-а! А вы миловаться будете?» Глаза бешеные, схватил доску, и на меня. Галка сбоку прыгнула на него, я за руки, ну и закатались по полу. Не пойму, где я, где он. Ребята наши собрались, не заступаются ни за кого, смотрят… Потом все равно встречались. «Галка, слышь, меня вызывают». «И меня тоже, Игорь»… Потом – реже. Демобилизовался, она подошла и в руки – сверток. Развернул – цветы, и записка: «Если тебе будет трудно…» и так далее.
И замолчал, чего-то не договаривая.
Утром пришли в Одесское отделение, незаметный зеленый домик среди каштанов.
Начальник отделения Мирошниченко, приезжавший к нам в Управление, крепенький хохол с прической, напоминающей оселедец, скривясь в улыбке говорил, словно намеренно, на украинском языке:
– Витаемо вас на украиньский земли!
У него всегда настороженная ироничная улыбочка, и нет той угодливости, с которой обычно встречают столичное начальство в провинции. Он окончил Киевский университет, был аспирантом, работал на строительстве Киевской ГЭС, потом на телевидении, в молодежной редакции. Выступил с протестом против арестов украинских интеллигентов-"шесидесятникоов", из-за критики перешел в спокойное Одесское отделение экспертиз. .
Днем были с одесскими экспертами в порту. Ветрище, холод, пахнет морем, корабли, один зеленый наполовину. Многое вспомнилось, из детства. На молу прислонился, закрыв бухту, пароход «Нахимов», громадный, клепаный, с пятном красной краски на носу. Другой медленно отплывает. Говорят, где-то там волнолом, и потому залив без волн. Моряки в ватниках, шлюпки подвешенные, чистые рубки над кораблем и водой.
Греческий пароход «Сизиф». Мы с экспертами Одесского отделения товарных экспертиз участвовали в разгрузке апельсинов. Принимали партию. Ветер. Материалов на акты экспертиз набралось только к ночи.
Когда легли спать, Игорек закурил папиросу.
– Чем кончилось? Нашел жену. Ее подружка вертелась около нее: «Не выходи, он вертун». Подали заявление, а та, сволочь… Я узнал от жены после, так запретил дружить с ней, и даже сейчас ненавижу… Ну, а теперь она подает на развод, узнала об измене, с той, что в стройбате.
Дальше он не захотел говорить, горечь внутри пересилила.
На следующее утро, в воскресенье, был парад физкультурников и демонстрация, как случается во всех уголках страны. 50-летие Украины. Но без парада бронетанковых войск. Говорят, для экономии.
Оттаяло, слякоть. Воробьев на деревьях – тьма. Сплошной писк или визг на улице. Говорят, летом даже не слышно машин.
Демонстранты шли в спортивной форме, с расстегнутыми воротниками белых расшитых сорочек.
К нам был прикреплен эксперт отделения, оказавшийся бывшим прокурором Одессы, пожилой, с одышкой, с колодой орденов на груди (сказал, брал Одессу).
– Пьете? Женщин любите? Значит, жить будем весело. У меня жена была необыкновенная красавица, ухаживала страшно, любила.
Он рассказывал, как у него в Одессе была уйма девиц, ведь, он был прокурор! Как брал девиц: шла одна из уборной, он ее в номер позвал. "Хорошая девица, уступчивая такая".
Рассказывал, как Хрущев грубо перевел его из прокурора Одессы в другой город за пьянку. Снявши голову, по волосам не плачут. Как хлеб по 100 г. давали, когда бросили на целину, и ее развалили. Молотов был прав – в центральных районах надо было увеличивать урожай.
Демонстранты шли и шли, размахивая флагами. Те, кого, наверно, этот прокурор с усмешечкой пытал и сажал.
Увы, в краткой командировке мы окунулись только в портовые будни с пронизывающим ветром с моря, и не увидели настоящий легендарный город, в котором жили герои Бабеля, Катаева и других гениев.
Перед отъездом я потянул Игорька в Аркадию. Там его горечь забылась. Море, волны бьют в мол, брызги на пять метров в высоту. Лазали по скалам, осмотрели пещеры с остатками побелки. Я искал раковины для Светки. Потом поели в кафе шашлыка, зашли на базар «Привоз», купили фрукты, гранаты…