Регламентация деятельности возникших сообществ — с древности известная и в целом понятная функция любого государства. Принятое в феврале 1928 г. на смену прежним «Положение об обществах и союзах, не преследующих цели извлечения прибыли» с констатацией-предупреждением, что «не подлежат утверждению уставы обществ, угрожающих общественному спокойствию и безопасности», удивления не вызывает. Возмущают трактовка признаков угрозы и соответствовавшая ей правоприменительная практика, включавшая аресты: «лжекраеведов» объявленного «монархической организацией» Воронежского краеведческого общества (1930 г.) или московских филателистов за «обмен с заграницей» почтовыми марками. Но это — предмет другого разговора. Менее понятно иное: почему до начала 1930-х гг., невзирая на трудности, не стихали попытки создания разного рода сообществ? Обостренная социальной и бытовой неустроенностью потребность единения с близкими по непрагматическим интересам соотечественниками? Добровольное общество как отвлекающий от повседневных неурядиц спасательный круг? Или вспыхнувший «стадный инстинкт» — следствие неуемного желания реализовать нежданно открывшийся «личностный потенциал», заслужив одобрение сходных по интересам окружающих? К примеру, опробовать ранее неиспытанные роли спортсмена, актера, астронома, радиоконструктора и разделить удовольствие от их исполнения с товарищами. У членов существовавших в 20-е гг. 323 научных, 108 творческих, 21 спортивного и других обществ[4-36]
могли быть, разумеется, и иные мотивы участия в них.Какой бы ни была мотивация учредителей и участников подобных центрированных на персональных интересах и амбициях собраний, опыт добровольного, равноправного, заинтересованного сотрудничества способствовал «коллективизации» социального поведения горожан. «Коллективизация» же социального мироощущения соотечественников связана, на наш взгляд, с массовым участием в общественных движениях, нацеленных на решение глобальных проблем того времени. Созданное в конце 1923 г. одно из наиболее многочисленных — общество «Долой неграмотность!», в котором к концу 1925 г. состояло 1,6 млн человек.
Общество «Друг детей», занимавшееся ликвидацией детской беспризорности. В начале 1930-х гг. оно включало 13,5 тысяч ячеек. Более 1 млн взрослых выявляли, направляли в детские дома, трудоустраивали, организовывали лечение и обучение беспризорных детей[4-37]
. Образованный в 1923 г. Союз обществ Красного Креста и Красного Полумесяца, унаследовавший от возникшего еще в 1879 г. филантропического Российского общества Красного Креста заботы о раненых воинах, пострадавших от стихийных бедствий, бездомных, голодающих. К 1932 г. более 4-х млн человек занимались обустройством пунктов питания, ночлежных домов, колоний для детей-сирот и т. п..Популярным было «шефство города над деревней». К 1926 г. в 50 учтенных обществах состояло 1,2 млн горожан. В этом году Московское общество в 21 уезде организовало 12 ветеринарных пунктов, 408 опытнопоказательных полей, 205 изб-читален, 267 красных уголков, 340 пунктов ликбеза, 6 клубов, 40 школ кройки и шитья. Осоавиахим — Союз обществ друзей обороны и авиационно-химического строительства в 1927 г. объединил военно-спортивные общества, занимавшиеся военно-технической и политической подготовкой к обороне страны, в том числе посредством игр, походов, прикладных спортивных состязаний. К 1929 г. он насчитывал около 4 млн человек. Всероссийские общества слепых (1929 г.), глухих (1926 г.), борьбы с алкоголизмом (1928 г.), охраны природы (1924 г.) также созданы по инициативе партийно-правительственных органов и пользовались их финансовой поддержкой. Союз воинствующих безбожников (1925 г.), действовавший под присмотром ЦК правящей партии, — наиболее одиозный пример организации формально добровольной, общественной, но отчетливо провластной. В 1930 г. он объединял более 2 млн членов.