Родословная советского коллектива

Век производственных коммун на Электрозаводе (с 1932 г. — Электрокомбинат) был недолгим. Стимулированный их достижениями рост норм на 30—40% в цехе, где действовала коммуна сварщиков, введение индивидуальной сдельщины понизили доход коммунаров, которых, к прочему, принудили принять в свой состав низкоквалифицированных подсобников. «Отсутствие материальной заинтересованности привело к разочарованию. Коммуны стали распадаться. Уже в июне 1931 г. в малом сварочном цехе вместо 9 осталось 4 коммуны, а 5 перешли на положение обычных бригад»[4-82]. Не будем упрекать получивших дефицитную специальность сварщиков в меркантильности: забыть о прокорме семьи не в состоянии даже передовики производства. Продемонстрированные коммунами «скрытые резервы» коллективного труда вдохновили рост числа и эффективности параллельно существовавших ударных бригад, где раздел дохода производился не поровну, а по тарифной сетке. 1 октября 1930 г. их было 385, 1 января 1931 г. — 649[4-83]. В 1930 г. проведен общезаводской конкурс на лучшую бригаду, цех и ударника. Небывалый размах приобрело социалистическое соревнование, персональное и коллективное. В декабре 1933 г. — 7800 индивидуально соревнующихся, в июне 1934 г. — 18840, более 90% работников завода[4-84].

Не будем перечислять использованные администрацией меры стабилизации кадрового состава и стимуляции его энтузиазма. Промолчим и об издержках администрирования, гасивших «инициативу снизу». Учтем: тексты наказов, данные в 1931 г. заводчанами депутатам Моссовета и райсовета, свидетельствуют, по оценке Журавлева и Мухина, о делегировании функции принятия и реализации улучшающих жизнь решений вышестоящей власти и неизжитом «комплексе крепостного», ждущего благ от барина[4-85]. И все же констатируем: комплекс этот совместными усилиями рядовых работников предприятия, 70% которых в 1931 г. были моложе 24 лет[4-86], неуклонно изживался. И организационной формой обретения чувства субъектности служили именно коллективы — коммуны, бригады, участки, цеха, т. е. трудовые сообщества нового типа. Их массовое синхронное возникновение явилось завершающим этапом создания системы советских коллективов, ставших ячейками советского общества.

Почему именно город стал инкубатором массового коллективообразования? Детальный ответ можно найти в работах историка и архитектора М. Г. Мееровича[4-87]. Возобладавшая в начале 1930-х гг. урбанистическая концепция социалистического расселения «утверждает главенство целенаправленно организуемой производственной деятельности, а расселение при ней рассматривает как подчиненную — обеспечивающую, обслуживающую производство. В ее рамках место работы трактуется как главный источник укорененности людей в жизни, являясь местом: а) распределения средств к существованию (получение жилья из государственных фондов, начисление заработной платы, выдача продуктов и вещей); б) получения социальных благ (детский сад, поликлиника, санаторий, турбаза); в) организации досуга (празднование дней рождения, банкетов, «красных» дней календаря); г) получения привилегий (поощрение жилищем улучшенного качества или увеличенной площади, получение улучшенных продовольственных пайков, персонального автомобиля); д) формирования отношений между людьми на основе включения в социальные группы внутри организации и проявления людьми себя в составе этих групп в борьбе за лидерство, в борьбе за упрочение служебного положения или в борьбе за продвижение по службе»[4-88].

Еще одно, напоминающее оценку А. А. Зиновьева, свидетельство, что членство в трудовом коллективе — главное условие жизни горожан рубежа 1920—1930-х гг., продиктованное в том числе принятой властью градостроительной концепцией, обслуживающей индустриализацию. И все же остается тайной, как прозаическая потребность выжить, вступив в обеспечивающую существование производственную «стаю», трансформировалась в романтическое намерение сообща соорудить справедливый мир? Намерение, которое не просто возникло, но и было реализовано, по мнению многих, даже большинства современников. Быть может, революция — это и вправду обобществление не только собственности, но и духа? «Я себя под Лениным чищу, чтобы плыть в революцию дальше». Быть может, не так уж лукавил пролетарский поэт? Не исключено, искренним было и поэтическое эхо знаменитой строфы, прозвучавшее через 40 лет. «Однажды, став зрелей, из спешной повседневности // мы входим в Мавзолей, // как в кабинет рентгеновский, // вне сплетен и легенд, без шапок, без прикрас, // и Ленин, как рентген, просвечивает нас» (Вознесенский, «Лонжюмо», 1962 г.). Что надеялся и что на деле мог высветить «государев психоскоп» в душе наших сограждан в те годы? Кроме повседневных забот и таких же радостей. Патриотическое сострадание? «Россия, я твой капиллярный сосудик, мне больно, когда тебе больно, Россия» (Вознесенский). Или патриотическое сорадование? «Я счастлив, что я этой силы частица» (Маяковский).

5. Кормилица: социальная педагогика