Родословная советского коллектива

«Реальность нашего производственного плана — это миллионы трудящихся, творящих новую жизнь. Реальность нашей программы — это живые люди, это мы с вами, наша воля к труду наша готовность работать по новому, наша решимость выполнить план. Есть ли у нас она, эта самая решимость? Да, есть»[4-75]. На этой мажорной ноте Сталин завершил выступление на совещании высокопоставленных хозяйственных руководителей из Высшего совета народного хозяйства СССР и Народного комиссариата снабжения СССР 23 июня 1931 г. Казалось бы, вот она, дата именин советского трудового коллектива — вдохновенного субъекта социальных преобразований. Но как раз с коллективной субъектностью обнаружилась серьезная неурядица. «На ряде предприятий текучесть рабочей силы не только не исчезает, а наоборот, растет и усиливается. Во всяком случае, мало вы найдете предприятий, где бы не менялся состав рабочих в продолжение полугодия или даже квартала на 30—40%»[4-76]. Несколько смягчив цифры, Сталин знал, о чем говорил. По сведениям современных историков, в 1929/1930 хозяйственном году текучесть кадров на ведущих столичных заводах с хорошими заработками от 48% до 78%[4-77].

«Сделать состав рабочих на предприятиях более или менее постоянным». «Расставить силы таким образом, чтобы каждая группа рабочих отвечала за работу, за механизмы, за станки, за качество работы»[4-78]. Постановка подобных задач в 1931 г. свидетельствует: кадровая чехарда, которую Сорокин считал болезнью первых послереволюционных лет, затянулась. Интенсивная сменяемость состава трудовых объединений их просоциальную миссию не подрывает, но считать их сложившимися психологическими общностями не позволяет. О эмпирически обнаруженной Тешфелом «минимальной групповой парадигме» помним. Но устойчиво воспроизводящиеся нормы коллективной деятельности в условиях краткосрочного сотрудничества ее участников попросту не успевают окрепнуть. Словом, текучесть рабочей силы была бичом не только производства, как выразился генеральный секретарь, но и групповой динамики, как психологи именуют накапливающиеся со стажем непрерывного взаимодействия формы регуляции поведения в конкретном сообществе. Парадоксально, но именно текучесть, точнее — борьба с ней, — явилась одним из решающих факторов интенсификации коллективообразования на промышленных предприятиях в первой половине 1930-х гг.

Хорошей иллюстрацией служит выполненная историками С. В. Журавлевым и М. Ю. Мухиным «детальная реконструкция производственной и бытовой повседневности коллектива московского Электрокомбината — крупнейшего передового предприятия электротехнической отрасли 1930-х гг., считавшегося оплотом и «экспериментальным полигоном» социализма»[4-79]. Выполнив пятилетку за 2,5 года, завод и отличившиеся работники 1 мая 1931 г. награждены орденом Ленина. «Энтузиазм // разрастайся и длись // фабричным // сиянием радужным. // Сейчас // поднимается социализм // живым, // настоящим, // правдошним». «Марш ударных бригад» написан Маяковским под впечатлением визита на завод в январе 1930 г. В обширном спектре мер по «удержанию» рабочей силы поэт назвал главный, пожалуй, «росток» коммунистической организации труда — производственные коммуны. Возникшие по инициативе парткомов как разновидность «социалистического наступления», коммуны были популярны и в рабочей среде, особенно у молодежи. В производственные коммуны добровольно объединялись квалифицированные члены бригады, готовые с полной отдачей сил работать с перспективой последующей равной оплаты. Коммунары самостоятельно избирали руководителя, следили за организацией труда и дисциплиной, принимали новых членов. В коммуне электросварщиков с января по июнь 1931 г. не было ни одного прогула, лишь одно опоздание на 20 мин., производительность на 170—175% выше нормы при минимальном браке и полной стабильности состава[4-80]. Заработная плата коммунаров в 2,5 раза выше, чем у обычных сварщиков[4-81].