«Родственные души» и другие рассказы

Олег Владимирович открыл альбом — на него смотрели мамины веселые глаза, рыжие в крапинку, и солнечные лучи золотились на маминых солнечных волосах. И она смотрела прямо на него и улыбалась ласково, конечно, только ему. «Солнышко... Солнышко мое... Мама...» — прошептал он. Хорошо, что дверь в кабинет была закрыта, — ведь мужчины не плачут.

Родственные души

Утро начиналось не очень удачно: несколько машин такси стояли одна за другой в ожидании пассажиров, а пассажиров-то и не было. Глухо, как в танке. Машина Сергея, видавшая виды семерка, стояла первой, дверь приветливо приоткрыта.

На скамейке рядом со стоянкой такси сидел самый настоящий бомж — лохматый, грязный, страшный. Пил прямо из бутылки пиво и, похоже, был вполне доволен жизнью. Тут работаешь-работаешь, ни покоя ни отдыха, а он — вот, пожалуйста, сидит себе — ни забот, ни печалей...

Сергей таксовал много лет, а чтобы успешно таксовать, нужно быть не только хорошим водителем, но и хорошим психологом. Он и был. Мог определить по внешнему виду клиента его профессию, достаток, сколько заплатит и будет ли торговаться. Даже характер мог определить по тому, как человек садится в машину, как ведет себя в дороге. В общем, белых пятен в тайнах человеческой психологии для Сергея почти не существовало.

Да... а еще он был верующим человеком и старался жить по заповедям. Трудно? А вы как думали?! Сергей размышлял: если уж мытари — сборщики налогов для завоевателей — не теряли надежды на спасение, и даже один из них ставился в пример фарисею, то отчего бы таксисту эту надежду терять?!

Клиентов все не было. Зато бомж допил свое пиво, встал и, пошатываясь, двинулся к машине Сергея. Вот удача-то привалила! Вот пассажир-то наконец достойный нашелся! Сергей захлопнул дверцу прямо перед носом бомжа. Тот кротко так назад повернул, сел снова на скамейку. Сидит, голову виновато опустил.

Сергею стало стыдно. Вот если бы бомж вел себя нагло, то стыдно бы не было. А когда человек ведет себя так кротко — тогда стыдно... Ну что ж... Не заплатит он, конечно, ничего... Да ладно!

Совсем недавно был случай: очень не хотелось одного старого деда, какого-то облезлого, в деревню глухую везти. Вдруг смотрит: идут к машине четверо, один другого страшнее, ноги заплетаются — хуже того деда в сто раз... Так и приметил: стоит начать копаться, выгадывать — еще хуже все подворачивается.

Сергей вышел из машины, подошел к бомжу:

— Куда ехать?

— В Оптину пустынь, командир!

— Ну, садись, тут всего три километра до Оптиной...

Пока ехали, бомж представился Иваном, сказал, что документов у него пока нет, живет в лесу рядом с монастырем.

— В лесу?! Так холодно же!

— Не, уже не холодно, уже трава зеленая...

Подъехали к монастырю.

— Командир, ты прости, денег у меня сегодня нет.

— Да я уж понял...

— Но я тебе долг отдам. Я тебя сразу разглядел: ты парень хороший! Мы с тобой родственные души! Знаешь, есть такие — жаба задушит что-то доброе сделать... А ты не такой! У меня сотового нет, я вот номер твоей машины запишу... В следующий раз поедем — долг и верну!

Достает он пачку сигарет и на ней номер машины Сергея записывает. Прощается, опять про родственные души говорит и уходит.

Сергей даже и не расстроился: как ожидал, так и вышло. Ну и ладно, вроде милостыню подал... Рассказывать только ребятам нельзя — не поймут мужики.

Прошла неделя, начал и забывать уже про бомжа. Утром стоят таксисты кружком, байки травят. Вдруг в центр выходит какой-то страшнющий мужик, машет пачкой сигарет, на которой номер машины Сергея записан, и объявляет, что поедет только с водителем этой машины. Немая пауза, почти как в «Ревизоре».

Садится он к Сергею и просит:

— Пообщаться хочу... У тебя время есть? Давай сначала к банку подъедем?

Подъехали. Иван заходит в банк, выходит, садится в машину, кладет пятитысячную купюру на панель.

— Иван, пять тысяч — это слишком много! Ты мне за прошлую поездку всего сотню должен!

— Деньги — ерунда! Не суди книжку по обложке... Много у меня денег-το на самом деле... Я тебя поблагодарить хотел! Мы с тобой родственные души!

Заехали в магазин, Иван взял бутылку, колбасы там, хлеба... Посидели они. Иван про себя много не рассказывал, упомянул только, что по профессии он летчик. Пошутил: «Не судите меня за прошлое — я не живу там больше». Что у него в жизни случилось, какие перипетии — в душу к нему Сергей лезть не стал.

Только глядя на нечесаного, лохматого, грязного бомжа он заметил странную вещь: по мере грамотного, умного разговора о жизни, о том, что в мире творится, облик Ивана стал странно расплываться.

И становилось понятно, что он совсем не старик, а молодой еще человек, что у него умные и внимательные глаза, и держится он с достоинством, и привык к другому столу и другой сервировке. Как будто аристократа загримировали в нищего, а при ближайшем и внимательном рассмотрении понимаешь: нет, не нищим он родился...

Больше Сергей с Иваном не встречался. Только сделал для себя вывод: напрасно сам себя считал хорошим психологом. Стоит возгордиться, как тут же и посрамишься. Ин суд человеческий и ин суд Божий...