«Родственные души» и другие рассказы

Зинка неожиданно для себя самой заплакала в голос. Ей стало так жаль, что ничего нельзя вернуть, ничего нельзя исправить, и она никогда уже — никогда! — не увидит папку. Никогда в жизни. А он ее любил. Он ее фотографии берег. Он был ее родным отцом. И вот — они уже никогда не встретятся. Зинка плакала, и все расплывалось перед глазами, и непонятно уже было, где речка, где поле, где домик тети Тани.

Куда ей теперь идти? Она устала, слишком устала. И никуда она больше не пойдет. Она останется здесь, просто ляжет на холодную землю у этой могилы и уснет. Как уснул ее папка. А потом ее похоронят вместе с ним. И они будут тихо и спокойно лежать вместе, а рядом будет течь река и шуметь лес. И не будет скорбей, слез, боли, все будет тихо и радостно, мир и покой. Зинка села на землю рядом с могилой, закрыла глаза. Слезы текли по ее лицу все медленнее и наконец утихли, лицо разгладилось. Она чувствовала, как холод от земли постепенно сковывает ее тело, но даже радовалась этому: она просто тихо уснет здесь, рядом с папкой.

Внезапно она почувствовала, как будто отец говорит ей что-то. Вслушалась, и ей показалось, что она слышит голос папки:

— Доченька, радость моя, вставай! Поднимайся, солнышко мое! Нельзя сидеть на холодной земле — простудишься... Сейчас ты встанешь и пойдешь в дом. Ты ведь знаешь, как много хороших людей вокруг! И они любят тебя! И тетя Маруся, и Надька, и Сашка, и тетя Даша. И тетя Таня тоже полюбит тебя! Так, как любил тебя я... И не переживай про письма — я знал, что моя дочь никогда не напишет таких писем и не обидит человека... Не плачь, солнышко мое! В жизни бывают скорби и радости... И ты обязательно станешь геологом и пойдешь по тайге, а рядом побежит лохматый Дружок. А я буду рядом с тобой, и ты будешь чувствовать мою любовь так, как сейчас. Я очень люблю тебя, доченька, всегда любил тебя... Вставай, пожалуйста!

И Зинка послушалась отца. Она с трудом встала с земли, приложилась лбом к кресту, а потом прошептала:

— Я тоже люблю тебя, папа!

И тихонько пошла обратно, скользя по обледеневшей дорожке. Впереди расстилался простор, от которого дух захватывало: поле, и река, и бесконечное небо. Впереди была целая жизнь.

Санькина доля

В новую жизнь

Желтый теплый песок грел босые ступни, мягкий, манкий, он мог соперничать с золотистыми россыпями лучших курортов мира, но в Прохоровке его достоинства ценила только чумазая малышня с соломенными, выгоревшими на солнце макушками. Большая, шумно вздыхающая лошадка, несмотря на жару, ступала бодро, а колеса телеги хоть и утопали в желтом, но крутились бойко: невелика ноша — Санька да Ленька. Девятнадцатилетний Ленька правил не спеша, сочувственно посматривал на сестру, желая утешить, тянул тихонько:

Летят перелетные птицы

В осенней дали голубой,

Летят они в жаркие страны,

А я остаюся с тобой.

Одиннадцатилетняя Санька, спрыгнув с телеги, шла рядом, часто оглядывалась на родной дом.

Маленькая фигурка матери уже скрылась из вида, но навсегда осталась в памяти: мама Дуня кивает головой, а руки, большие, натруженные, с узловатыми шишками вен тянутся к губам, останавливают рвущиеся рыдания — не пугать дочу. Это потом она упадет на железную кровать с подушками горкой и зарыдает горько, безутешно — уехала дочушка, кровинушка уехала...

А все сумка, старая дерматиновая сумка — будь она неладна! Давно бы выкинуть, уничтожить, сжечь — нет же, хранила. Дохранилась... Оставайся теперь одна, как была одна всю жизнь! Да ладно, чего уж теперь... Лишь бы дочушке, Санечке, хорошо было!

А я остаюся с тобою,

Родная навеки страна!

Не нужен мне берег турецкий,

И Африка мне не нужна!

Санька ехала в новую семью — к отцу, к родным братьям и сестрам. А было их ни много ни мало — двенадцать человек! Сердце обмирало в предвкушении новой, счастливой, веселой и дружной жизни. По детской бестолковости не пожалела маму Дуню, обняла крепко, чмокнула в обе щеки, сама — вся там, в приключениях будущего. А мама — так она всегда мама, никуда не денется, будут в гости друг к другу ездить!

Брат с сестрой были очень похожи: светлые волосы, серые глаза жителей северных русских деревень. Толстая, тугая пшеничная коса, длинные черные ресницы Саньки, каждый взмах — как крылья бабочки, загорелые коленки длинных, не по-деревенски стройных ног лет через пять-шесть обещали обернуться грозой для будущих женихов.

Ленька заботливо накинул на голову сестры легкий платочек — чтобы не напекло жаркое июльское солнце. Родной брат... Когда-то, в такой же жаркий июль, он спас Саньку от страшной смерти: не успела родиться — чуть не похоронили.

Не сметь ее трогать — она живая!