«Родственные души» и другие рассказы

Большое село на четыреста дворов, большая изба, в ней две комнаты и кухня. Навстречу Саньке высыпало так много народу, что она испугалась. Хотелось зажмуриться, но пришлось превозмочь себя — всем кивать, со всеми здороваться. Прибежали соседи, всем в диковинку: отец дочку нашел.

Поставили на стол блестящий самовар на два ведра. Санька дичилась, она у мамы одна росла, а тут такое количество народу, сразу всех не запомнишь, по именам даже — и то не запомнишь. А старшая сестра шепчет:

— Саша, нас у мамы было пятеро, папа женился на тете Анисье с двумя детьми, и еще пятеро родились после войны. Так что у тебя одиннадцать братьев и сестер.

Отец Александр Данилович — среднего роста, широкий в плечах, коренастый, волосы седые, но еще не старый, крепкий мужчина. Единственный работник в семье. Мачеха не работала, да и когда ей работать: с утра до ночи крутилась по хозяйству. Старший Ленька учился в училище, младшие в школе, совсем маленькие дома. И прожила Санька в родной семье семь лет — с одиннадцати до восемнадцати.

Только потом поняла, осознала: ведь отец мог от нее отказаться. Он работал в колхозе за трудодни, а дочь не бросил. Вот когда позже взрослой Александре жаловались знакомые: дескать, и хотели бы второго родить, да жилищные условия или зарплата не позволяют, зачем нищету плодить, — вот тогда ей и вспоминался большой стол, за которым не было лишних ртов, и милостивый Господь на каждого посылал его долю. Господь крепость людям Своим даст, Господь благословит люди Своя миром...

Картошка рассыпчатая, капуста ядреная, хрустящая, наливные помидоры, пупырчатые огурцы... Две коровы, бараны — на шерсть и на мясо, утки, кур штук пятьдесят, гусак и семеро гусынь, а у каждой гусыни по семеро гусят... Огромный погреб, набитый льдом, а там свежайшие продукты...

Мачеха продавала яйца. Одной картошки сажали сорок соток, чтобы прокормиться. Сладостей не пробовали, их считали за роскошь, за безделицу, но на столе всегда были хлеб, овощи, молоко, творог, если нет поста — мясо. Братья ловили рыбу.

Анисья готовила вкусно: пирожки с капустой, картошкой, морковью, земляникой, смородиной. Вареники, зимой — пельмени, жаркое — картошка с молоком. Курник —тесто, пшено, картошка, курица или утка — и в печку.

Санька всегда была благодарна отцу за то, что научил трудиться. У мамы она — сама хозяйка, мама баловала единственную дочку, у отца же было не до баловства. В доме—закон: если сказали что-то сделать, нужно обязательно сделать. Каждый должен работать. Такой семейный монастырь с послушаниями. Если мачеха дала послушание, а ты не выполнил — выйди из-за стола. Кто не работает — тот не ест. Но такого на Санькиной памяти почти не встречалось.

Задания, послушания давались справедливо — по способностям, а кормили — по потребностям. Малыши могли подмести двор, насобирать ягод для пирога, постарше — ухаживали за скотиной, носили воду, пололи огород. Картошку копали вместе, только мешки успевали завязывать. С молитвой, с благословением...

Так что Александр Данилыч далеко опередил Никиту Сергеича по строительству справедливого общества в отдельно взятом государстве: никаких реорганизаций и управленческих экспериментов, никаких тебе ротаций руководящих кадров и перетряски правящего слоя, никаких экспериментов с кукурузой.

Дом и сарай из кирпичей, а кирпичи самодельные — из соломы и глины, летом в доме прохладно, зимой тепло. Знали люди, как построить, чтобы хорошо жить... Это вам не панельные хрущобы, построят кое-как и сидят — зубами от холода лязгают...

Спали младшие — на печке, старшие — на полу, в углу телята, ягнята... Стали малыши подрастать — миром поставили им новый дом. Санька навсегда запомнила, как собралась вся сельская улица. Мужчины сруб поднимают, крышу ставят, дети с лопатками бегают — мох утыкают. Женщины столы накрыли. Все дружно, весело... За день дом поставили! А потом уже плотники делали полы, окна вставляли.

Дети не только работали, давали им время и на отдых, и на прогулки. Любили ходить в лес, травы ели, корешки знали. Зайцев гоняли, мальчишки рыбачили, девчонки купались в реке. Играли в войнушку, футбол, катались зимой на лыжах.

Из их семьи никто не был ни октябренком, ни пионером. Храм — в семи километрах от села, и ходили туда нечасто. Но ходили. Дети обязательно причащались два раза в год: на зимних и летних каникулах, получалось — в пост. Дома был молитвослов для взрослых и детский, от руки написанный Ленькой.

Сказать, что жили идеально, — нельзя, но старались — по справедливости, с Божией помощью. Освящали день и труд молитвой.

— Леня, а вы всегда такие верующие были?

— Нет, не всегда. Мама (ты ее не помнишь, она очень хорошая была) рассказывала, что одно время село наше очень от веры отстало.

Рассказ о пастухе

В тридцатые годы закрыли в селе церковь, у нас дедушка священник был, так его арестовали и увезли. До сих пор ничего о нем не слышно. Храм закрыт, а в клубе танцы-песни. Частушки безбожные да похабные появились.