Рок-звезда

А потом прошептал: «Одиннадцать». Дважды.

«Одиннадцать одиннадцать? А это что еще за херня?»

– Джон? – мне хотелось встряхнуть его, но я решила, что лучше его не трогать.

Глаза Джона медленно вернулись в нормальное состояние, и он помотал головой, словно пробуждаясь от сна.

– Догда ладно, – он улыбнулся и открыл дверь лавки. – Laissez les bon temps rouler!

И исчез за дверью.

«Че за херня?»

Я снова уселась на ступеньку, собираясь обдумать и проанализировать все, что Джон успел мне сказать, но тут услыхала вдалеке ритмичные звуки ударов приближающегося барабана. Каждый новый удар барабана раздавался громче, чем предыдущий.

Парад начался.

Улица кипела радостной энергией. Живой. Подвижной. Заразной. Она захватила и взбодрила меня. Напомнила, что я не кто-нибудь, а Брук, на фиг, Бредли. Любитель жизни. В бойцовских ботинках. Живущая безрассудно. И я не дуюсь. Ну, в смысле дуюсь, но не тогда, когда можно классно провести время.

Так что я сделала то, что всегда делала Брук Бредли на вечеринках. Я вытащила из сумки бутылку со смесью виски и колы, влила ее в пустой желудок и стала искать своего парня.

Там были платформы в виде огнедышащих драконов, в виде точных моделей речных судов, десятки плотов-крокодилов, но единственная интересующая меня – это плот с пятиметровым шутом-арлекином спереди. Я знала, что мой парень будет на нем. Я изо всех сил вглядывалась во тьму улицы Бурбона, не обращая внимания на связки пластиковых бус, которыми меня осыпали, пока он не появился.

Этот плот с шутом принадлежал местному бару с названием «Дикий Джокер», который славился своей живой рок-музыкой. Новый менеджер «Фантомной Конечности», предоставленный «Violent Violet», водил шашни с хозяином и обеспечил ребятам участие. Это была отличная возможность засветиться. Во Французском квартале этой ночью были тысячи людей, и я была уверена, что все они так или иначе услышали визгливые рулады Трипа.

Шут спереди платформы был как минимум пять метров в высоту и выглядел так, как будто нанюхался до ручки. У него были безумные глаза. И улыбка маньяка. Трип, которого я наконец разглядела, был чем-то похож на него. Он завывал, махал руками и едва не трахал стойку микрофона, а вся группа играла на удивление красивую песню «Love Like Winter», что, как я подозревала, было требованием их студии.

Толпа буквально обезумела. Кроме нескольких пеших ансамблей, на плотах больше не было живой музыки, а аудитория явно любила рок-н-ролл. Сиськи так и мелькали. В Трипа швыряли пригоршни бусин, а он так и пялился на воплощение своей фантазии «Девки пошли в отрыв». И там, в конце платформы, стоял Ганс, с опущенной головой играющий на гитаре.

Я выкрикнула его имя, но среди всего шума и музыки он не мог услышать меня. Я закричала громче, хотя и понимала, что это бесполезно. В панике я схватилась за декоративный металлический шест, подпирающий навесной балкончик на втором этаже, и взобралась на перила лестницы.

– Га-а-анс! – заорала я, размахивая свободной рукой. – Га-а-анс!

Он даже головы не поднял, но, к счастью, мои махания привлекли внимание Трипа. Сделав два шага направо, он хлопнул Ганса по руке и с ухмылкой показал на меня. Затаив дыхание, я следила, как мой парень смотрит по направлению вытянутого пальца Трипа. Пока его взгляд скользил по толпе, по мне с головы до ног пробежали мурашки.

«Ну же, давай, детка, смотри сюда… Сюда…»

Я размахивала рукой, как ненормальная, едва не теряя равновесие, но прежде чем на меня упал любимый взгляд, какой-то здоровый мужик, стоящий подо мной на тротуаре, поднял к себе на плечи страшно пьяную блондинистую девку.

И эта Барби Марди Гра тут же сдернула с себя майку, задергалась и заорала: «ГДЧ!»

Когда взгляд Ганса вместо меня упал на нее, во мне застыла кровь. Когда его сжатые губы кокетливо улыбнулись ей, а не мне. Когда он, покраснев, мотнул головой при виде ее трясущихся сисек, которые наверняка были большими и мягкими, а вовсе не похожими на грудь мальчика-сиротки, как у меня.

– Ганс! – снова заорала я, вступая в борьбу и качаясь на перилах, как новорожденный жираф, но было поздно.

Его взгляд снова вернулся к его гитаре. На его прекрасном лице все еще оставалась тень улыбки. И именно от этой улыбки оледеневшая вода в моих жилах начала закипать. Жар ударил мне в лицо и в кончики пальцев, и я так сильно стиснула столб, что просто удивительно, как он не сплющился в моем кулаке, словно алюминиевая банка.