– Александр! Да неужели? Вот приятная неожиданность! Рад, очень рад тебя видеть братец! – с неподдельной радостью говорил Пётр, крепко обнимая и расцеловывая Лаврова. – А мы вот переезжаем. Да ты, наверное, слышал, я ж дом на Фонтанке купил! Больших денег стоит. Сам, сам заработал. Теперь отец уж не станет меня наследством попрекать. Ну да ладно, пойдём в мой кабинет, там мебель ещё не вывезли, – и увлекая Лаврова за собой продолжал говорить. – Жена с детьми уж три дня как в новом доме, а я тут с бумагами вожусь, перебираю, собираю. Так что повезло тебе, одни мы здесь, никто не помешает нашему разговору. Ты ж по делу пришёл, не так ли?
Не успев сказать ещё ни слова, Лавров был ошарашен последней фразой. Заметив это, Пётр продолжил говорить, одновременно разгребая ворох бумаг, лежащий у него на столе.
– Ну конечно по делу, а как иначе. До моей женитьбы какими мы с тобой приятелями были? Лихими были балагурами! А потом только и виделись, что на крестинах моих детей. Я всё понимаю и поэтому не обижаюсь, так как общение с моей женой ещё никому не доставило удовольствия.
На услышанное Лавров не знал, как реагировать.
– Да ладно тебе конфузиться, нечто я не знаю, что мою Софью ты на дух не переносишь. И заметь, не ты один…
В этот момент, как спасение из коридора послышались чьи-то шаги и громкий весёлый женский голос на распев сообщил.
– Ба-а-ри–ин! Ба-ри-и-ин! Пётр Андре-э-э-ич! Извольте-ка обедать!
После чего из соседней комнаты донеслись звуки расставляемых по столу приборов, затем опять приближающиеся шаги и в следующее мгновение в проёме открытой двери появилась молодая, пышная, розовощёкая бабёнка в крестьянском сарафане и белом переднике. Не заметив сидящего подле стола Лаврова, встав руки в боки она капризным голосом заявила.
– Петруша! Аль не слышишь, что я уж здесь! Пойдём-ка, обед стынет!
Не подав и вида, что происходящее никак не входит в рамки устоев великосветской дворянской семьи, Пётр подошёл к женщине и поцеловав ей руку, приятным спокойным голосом сказал.
– Ах Люба, Люба! Подвела ты меня. Сколько раз говорил – будь осмотрительна, будь внимательна, гость ведь у меня.
Заметив присутствие постороннего, Люба громко ахнула и закрыв лицо руками была готова убежать. Удержав обнимая за плечи, Пётр постарался успокоить её.
– На этот раз ничего страшного не произошло, этот человек не выдаст нашей тайны, он умеет их хранить лучше гробовой плиты. Но впредь прошу – не открывай рта, пока, завидев меня не убедишься, что я нахожусь в полном одиночестве. Поди, принеси второй прибор и ступай к себе.
Не поднимая глаз, бледная, трясущаяся от слёз Люба убежала из кабинета.
Поменяв халат на домашнюю велюровую куртку, Пётр подошёл к столу. Взяв из инкрустированного золотом ларца сигарету, он зажёг её и с упоением затянувшись сел в кресло, стоящее перед Александром. Наблюдая за братом, Лавров продолжал смотреть на него с нескрываемым удивлением.
– Удивлён? Осуждаешь? – ухмыляясь спросил Пётр, закидывая ногу на ногу.
– Нет, нет! Что ты! Но как…
– Как я смог позволить себе изменять жене? Ты это хотел спросить? – не дав договорить брату, ответил Пётр вопросом на вопрос. Затем, резко затушив сигарету в малахитовой пепельнице, стоящей на краю стола, заявил злорадным тоном.
– А вот смог! И даже не чувствую себя хоть сколько-нибудь виноватым! Это я несчастный, я обманутый, я, понимаешь! – но тут же остепенился, принеся извинение за непозволительно грубый тон. – Прости, вспылил. Но если б ты знал, как непростительно глупо я обманулся, как опрометчиво влюбился. Это теперь я знаю, что красота обманчива, а тогда…
И желая оправдаться в глазах брата, Пётр решил поведать ему свою историю.
– На балу у Воронцовых она играла на рояле, аккомпанируя своей сестре.
Её лицо, подстать греческой богине, глаза цвета морской воды, русые волосы, локонами струящиеся по изящной шейке и необыкновенно красивые руки с длинными тонкими пальцами, летающими над клавишами. А как встала и пошла, нет не пошла, поплыла. Не решаясь подойти, я долго наблюдал за ней, и она это заметила. Встречаясь со мной взглядом, краснела, стыдливо опуская глаза. Наконец осмелев, я пригласил её на тур вальса. До того момента я не прикасался к чему более хрупкому и нежному. Казалось, мы не танцевали, мы летали где-то в небесах, молча глядя дуг на друга. Нам не нужны были слова, наши чувства были взаимны. Таких встреч было несколько. Мы с упоением танцевали, пили шампанское, ели мороженое, и всё молча. Это казалось так романтично!
А когда она открыла рот – было уже поздно. К тому времени Свет обручил нас. Родители обговаривали предстоящую свадьбу, и я как честный человек должен был повести её под венец, что вскоре и произошло.