- Месть? – он задумчиво приставил палец к подбородку, поглядел в потолок, а потом покачал головой: - Ну нет, я не согласен с этим словом. Месть… и звучит как-то гадко. Я бы назвал это – восстановлением справедливости.
- А что, справедливость каким-то образом пострадала? – спросила я с вызовом. – Напомню, что ваше купание в том смехотворном костюме стало гвоздём сезона. Не вижу причин обижаться. Вы сделали всё, чтобы вас обсуждали во всех салонах нашего города.
- Вы солгали мне, - напомнил граф. – Да так мастерски, что я чуть не прослезился, услышав печальную историю о старой деве в поисках жениха. Вы попросту посмеялись надо мной, коварная.
- Совсем нет. У меня были причины скрывать правду!
- Да уж, - протянул Бранчефорте. - И очень веские. Если благородная девица, воспитанная в пансионе госпожи Дюбуа, ночью выбирается из дома, чтобы отправить письмо со статьёй… это уже само по себе – скандал. А если статья ещё и скандальная…
И он замолчал, глядя на меня выжидающе. Знать бы ещё, чего ждал.
Помолчав немного, я негромко спросила:
- Расскажете об этом?
- Нет, - ответил он с пугающим блеском в глазах. - Что бы вы ни думали, я не желаю вам зла, Роксана. И по-прежнему готов вас выслушать.
Граф даже подался вперёд, показывая полную готовность в участии и помощи.
- Но мне нечего вам сказать, - покачала я головой.
- Вы уверены?
- Господи, да конечно! – вспылила я. – А вы – глухой, если не слышите моих слов.
Он прищурился, разглядывая меня внимательно, как музейный экспонат. И я замерла под этим взглядом. Как странно происходят наши с ним встречи. То он заслоняет меня от колдовства во время танцев, то от пистолета в опере, то подсаживает на подоконник после ночной вылазки, а теперь как будто обвиняет в чём-то и ждёт признания. Какого признания? Что я - древний демон? Откровенный бред.
- Вы – странное существо, - произнёс вдруг граф. – С первого взгляда производите впечатление сдержанной, холодной особы, но в вас много огня. Так много, что это пугает. Но и завораживает тоже. И ещё это опасно, Роксана. Нельзя долго сдерживать огонь в душе. Он может опалить сердце.
Какая тонкая философия!
- Не понимаю, о чём вы, - дёрнула я плечом.
Объяснить он не успел, потому что вернулись мама и отчим, который на ходу повязывал шейный платок.
Последовали новые приветствия, слова благодарности за моё спасение, слова осуждения поведения Эмиля, и всё это время я стояла с корзинкой писем в руках, наблюдая за графом исподлобья. А он вёл себя, как ни в чём не бывало – улыбался, был любезен, комплиментировал маме, пожимал руку отчиму и уверял, что счастлив познакомиться со всеми нами поближе, в домашней обстановке.
- Почему вы ещё не в саду? – углом рта спросила меня мама, пока граф с отчимом обсуждали судьбу юного Бэдфорда, который «сильно сглупил, но он совсем мальчишка, у таких всегда ветер в голове».
- Ма-ам, - только и смогла произнести я, продолжая прижимать к животу корзину.
- Да оставь ты эти письма, - зашипела мама, почти вырывая у меня корзину и отправляя её обратно за напольную вазу, а потом защебетала: - Прошу к столу! Прошу к столу! Для чего приходят в гости, как не насладиться угощением? Сегодня у нас праздничный ужин, господин граф. Надеюсь, вам понравится… - она подхватила Бранчефорте под руку и повела в сад, а я взяла под руку отчима.
- Опять этот проклятый дождь, - проворчал он еле слышно.
Мы пробежали по мокрым плитам террасы и поспешили укрыться под тентом, где был накрыт стол, и мама торжественно разлила из огромной фарфоровой супницы первое – суп из протёртого зелёного горошка со сливками и гренками. Кроме того, на столе уже были запеченные под сухарными крошками устрицы, несколько пикантных соусов и варёный окунь.
- Вы надолго в Солимар, господин граф? – завела мама светскую беседу, передавая графу соусник с лимонным маслом, чтобы он мог полить рыбу.
- Всё зависит от его величества и некоторых обстоятельств, - ответил он, пробуя окуня. – Очень вкусно! Ваша повариха – просто чудесница.
Мама просияла, будто он похвалил её лично.
- Скоро будет маскарад, - сказала она, заботливо пододвигая к гостю блюдо с устрицами. – У полковницы Амбрустер. Вы будете там? – и добавила, будто невзначай. - Костюмы моих дочерей уже готовы, сегодня была последняя примерка.
- Разве же я могу пропустить такое веселье? – граф попробовал и устриц, и бараньи котлеты с морковным пюре, когда подали первую перемену блюд, и бисквитные пирожные с эклерами, когда подали вторую перемену.
Я не участвовала в застольных разговорах, наблюдая за графом, а он был ослепителен во всём – начиная от манер, заканчивая светской болтовнёй. С мамой он обсуждал местные и столичные развлечения, с отчимом – военную обстановку в южных колониях, не забывал про комплименты в мой адрес и многозначительные взгляды.
Вот эти-то взгляды и раздражали.
Мне казалось, он насмешничает в каждом слове, в каждом движении, но делает это так тонко, что упрекнуть не в чем.