Роковая тайна сестер Бронте

«Бельгия! Лишенное поэзии и романтики название, хотя, где бы ни произнесли его, находит в моем сердце такой отклик, которого никакие сочетания звуков — будь они сама гармония — не смогут вызвать.

Бельгия! Это слово тревожит мир моего прошлого, извлекая на свет почти забытые образы, будто на кладбище — прах давно усопших; могилы вскрыты, мертвые подняты; мысли, чувства, воспоминания, что долго пребывали в небытии, видятся мне встающими из праха — и многие в ореоле; но пока я вглядываюсь в их призрачные очертания, словно пытаясь в них удостовериться, — звук, пробудивший их, умирает, и они все до единого исчезают легкими завитками дыма, поглощенные могилами и придавленные памятниками. Прощайте, светлые видения!» [28]

Воистину впечатления Шарлотты Бронте, сопутствующие ее знакомству с этой страной, не поддаются более точному описанию, нежели вышеприведенное высказывание, предложенное впоследствии ею самой.

Все здесь казалось прекрасным и по-особому притягательным; повсюду словно бы веял бодрящий, живительный дух непостижимой свежести и новизны. Любая случайная мелочь таила в себе своеобразное, неповторимое очарование и бесконечно радовала неискушенный взор старшей пасторской дочери. Восторженность не была свойственна ей от природы; любые, даже очень сильные чувства она проявляла робко и крайне сдержанно, однако, едва они с Эмили оказались в Брюсселе, потрясенная и опьяненная своими собственными внутренними ощущениями, Шарлотта Бронте не удержалась от восклицания, обращенного к сестре;

— Погляди-ка, милая Эмили! Что за чудо! — она в упоении простерла правую руку вперед и грациозно обвела ею окружающее пространство. — Я ощущаю здесь дух самого Господа! — прибавила Шарлотта с самым серьезным видом. — Можешь смеяться надо мной, милая сестрица, и шутить по поводу моих странностей и чудачеств сколько твоей душе угодно. Но, право же, мне думается, будто на каждом здешнем здании, на каждом дереве, на каждой канаве, на каждом камушке, на каждой песчинке лежит благословенный отпечаток праведного перста самого Творца!

— Вот еще, — недовольно буркнула Эмили. Она отнюдь не разделяла бурных восторгов сестры. — Очнись, Шарлотта. Бельгия — это страна иезуитов. Кому, как не нам, дочерям англиканского пастора, знать обо всех возможных опасностях, какие таит в себе ее влияние.

— Я убеждена, — сказала Шарлотта, когда сестры направились к роскошному особняку — тому самому, где, очевидно, им предстояло провести оговоренные в контракте полгода, — что наша чистая вера послужит нам вполне надежным прибежищем, которое убережет нас от всякой скверны. Так что никакая опасность нам не грозит.

— Будто бы! — возразила Эмили. — Моя дорогая Шарлотта, ты уже в опасности, коль скоро позволила себе поддаться искушению, заключенному в мнимых чарах Брюсселя. Ты толкуешь о вере? Прекрасно! Разве ты не знаешь, что в этой стране наша вера станет нашим клеймом? Здесь мы с тобой будем считаться еретичками; нашу священную веру бельгийцы будут кидать нам в лицо как самое страшное обвинение, какое только можно себе вообразить. Вспомни хотя бы нашего достопочтенного ирландского дедушку Гуга Бронте! Разве он не являет собой нагляднейший пример того, как человек может страдать за свою веру?

— Ты права, моя дорогая, совершенно права! — горячо подхватила Шарлотта. — Но скажи по совести: ужели тебя совсем не привлекает Бельгия? Ужели ничто здесь тебе не близко?

— Разве что убогие лачуги фламандских фермеров, которые встречались нам по пути в Брюссель.

Эмили помрачнела.

— Но, сестрица, — сказала Шарлотта серьезно, — нам с тобой ни на минуту не следует забывать о той благородной цели, во имя которой мы сюда прибыли.

— О, как можно об этом забыть! — ответила Эмили. — Ведь я дала обещание по меньшей мере полгода прозябать в леденящих объятиях вселенской печали, изо дня в день скучая над учебниками на этом злополучном континенте. Конечно же, я так и поступлю, можешь не сомневаться. Но, дорогая сестра, одному Богу известно, как мне все это не по душе! О, — неожиданно воскликнула она, сжимая руки, словно в порыве внезапно нахлынувшего всплеска чувств, — о, как бы мне хотелось вернуться домой, в Гаворт, к благословенному семейному очагу, к нашим дорогим близким!

— Эмили, сестрица, мы только что приехали! — напомнила Шарлотта. — И, надеюсь, будем здесь счастливы.