— Значит, вы солгали тогда, что любите его? — глаза пасторского сына сверкнули упрямым вызовом. — Солгали, чтобы пощадить его чувства?
Миссис Робинсон стыдливо потупила взор.
— Отвечайте! — гневно потребовал юноша.
Она продолжала молчать, нервно закусывая губу и теребя кружевные оборки у корсажа муслинового платья.
— Или же вы лжете
— Нет! — воскликнула она, сжав его руки в порыве беспредельного отчаяния. — Мой милый мальчик, я честна перед тобою! Я не лгала ни
— Как это понимать?! — в бешенстве прогремел пасторский сын. — Вы, сударыня, противоречите самой себе! Тогда, если мне не изменяет память, вы готовы были поклясться в том, что не любите меня! А теперь заявляете, что это не так. Как же трудно выудить правду из этого бесконечного клубка лжи!
— И все же я не солгала тогда! Вспомни: я ведь так и не дала этой клятвы!
— Но вы готовы были дать ее! Разве это не все равно? — он отвернулся, нервно постукивая кончиком указательного пальца по нижней губе.
Миссис Робинсон быстро обошла его и встала к нему лицом.
— Вспомни! — отчаянно шептала она, молитвенно сложив руки у груди. — Вспомни, чего мне стоило сделать это ужасное признание!
В ее глазах стояли слезы — ни дать ни взять такие же, как в те страшные часы испытания, когда он, затаив дыхание, наблюдал за нею из-за ширмы. В этих слезах, как в прозрачном сосуде, отражались оттенки самых глубоких, подчас противоречивых чувств: отблески надежды и отчаяния, упорства и смирения, степенной благородной мудрости и трогательной беспомощной наивности. Эти бездонные зерцала словно заключали в себе все заветные тайны мироздания… самое Жизнь и Смерть.
Пасторский сын безмолвно глядел на нее, и сердце его исполнялось бесконечной нежности и тайного благоговения перед этой женщиной. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не заключить ее в объятия и не осушить ее слезы тысячей горячих поцелуев.
— И все же, — проговорил он, справившись со своим волнением, — вы много раз повторяли мистеру Робинсону, что не любите меня.
В тоне юноши уже не было язвительного оттенка упрека; в нем звучала лишь безысходная, невыразимая скорбь.
— Но я не поклялась ему в этом! А если бы и поклялась, Господь простил бы мне эту ложь, ибо она была бы ложью во спасение!
— Но вы ведь уверяли его в своей любви, Аннабелла! Только не говорите мне, что это тоже ложь во спасение!
В тот момент в вас было столько естественной, беззаветной пылкости, что я едва не сошел с ума от бешеной ревности и отчаяния!
Помолчав немного, миссис Робинсон тихим, усталым голосом проговорила:
— Но ведь Эдмунд — мой законный супруг… отец моих детей… Не забывай, мой мальчик, я стольким ему обязана!
— И вы… вы любите его! Вот — чистая правда! Вы лгали мне, когда уверяли, что это не так!
Миссис Робинсон мягко и осторожно, словно ребенка, взяла юношу за руку и повела за собою вдоль песчаной насыпи навстречу бескрайним просторам пустоши.
— Выслушай меня, мой дорогой мальчик, — ласково проговорила она, в то время, пока они пробивали себе дорогу сквозь буйные заросли вереска к подножию могучего кряжистого холма, — Мне очень жаль, что тебе пришлось стать случайным свидетелем той злосчастной беседы, но раз уж так вышло… Я не стану травить тебе душу, скрывая правду. Я и в самом деле любила когда-то Эдмунда. Лишь глубокое, беззаветное чувство, какое я питала к нему в годы своей юности, могло заставить меня вступить с ним в брачный союз.
— Но вы говорили мне… что вышли за него по воле родителей!
— Я не хотела расстраивать тебя, мой мальчик. Да и какое это имеет значение теперь? Мои родители, конечно, мечтали выдать меня за Эдмунда, чтобы я стала хозяйкой Торп Грина, и делали для этого все возможное, но я нипочем не согласилась бы пойти под венец ради суетного богатства или же в угоду родительской воле.
Пасторский сын выхватил свою руку из капкана ее нежных пальцев и внезапно остановился.
— Зачем вы все это время лгали мне, Аннабелла? Для чего превратили мою жизнь в сплошную адскую муку? Вы и сейчас без зазрения совести продолжаете обманывать меня, несмотря на то, что я и сам догадался обо всем в тот вечер. Прошу вас, оставьте меня, миссис Робинсон! Возвращайтесь к своему ненаглядному супругу! И поскорее! Избавьте меня от пытки видеть вас!
Он отвернулся, порывисто прикрыв глаза ладонью.
— Нет, уж теперь ты выслушаешь меня до конца, глупый, упрямый мальчишка! — неожиданно сменив тон, заявила миссис Робинсон; с этими словами она резко схватила его за плечо и повернула к себе лицом: — Неужели ты полагаешь, — продолжала она, пристально глядя ему в глаза, — что я проделала весь этот путь ради собственной забавы или для того, чтобы доставить удовольствие досужим сплетникам? Неужели ты так и не понял, что я не могу жить без тебя?
Юноша молчал, устремив на свою единовластную хозяйку взор широко раскрытых глаз, в которых читались одновременно трепет и восхищение.