Роковая тайна сестер Бронте

— Несчастье? Что за вздор, carino! Несчастье для меня — это жизнь без тебя!

— А что если ваш муж догадается о том, что вы сбежали со мною! Это может оскорбить его чувства настолько глубоко, что он…

— Что? — взволнованно переспросила миссис Робинсон.

— Что он… пожалуй… откажется подписать завещание и не оставит Торп Грин за вами. Подумайте, какими последствиями грозит такой поворот дела вам и вашим детям!

— Если Эдмунд не подпишет завещания, то дело по распределению имения перейдет к его поверенному. Через какое-то время Торп Грин займет новый владелец, а моим бедным деткам и мне не останется ничего другого, как убраться оттуда подобру-поздорову, лишившись всяких средств к существованию. Но к чему думать о грустном? Эдмунд не посмеет так жестоко поступить со мною. Я совершенно в этом убеждена. Скоро я стану полноправной хозяйкой поместья. Надеюсь, что ты, мой дорогой мальчик, не откажешься разделить со мной эту высокую и ответственную честь?

Пасторский сын резко отвернулся и судорожно закрыл лицо руками. Миссис Робинсон испуганно взглянула на его спину и увидела, как хрупкие юношеские плечи периодически нервно вздрагивают. Когда же почтенная дама вплотную приблизилась к своему возлюбленному и нежно обняла его сзади, до ее ушей донеслись приглушенные всхлипывания, поразившие ее исполненное самым горячим чувством сердце. Сознание женщины внезапно, с неудержимой силой, объял буйный, неведомый дотоле страх… Страх, подстрекаемый жутким чувством стыда за собственное бессилие перед коварными происками Судьбы, каковые могут навеки отвратить ее от того, в ком был теперь заключен подлинный смысл ее жизни.

Спустя какое-то время юноше, по-видимому, удалось кое-как взять себя в руки. Он спешно отер глаза и, повернувшись лицом к своей прелестной Фее, печально, но твердо произнес:

— И все-таки мы должны отказаться от плана побега. Сейчас не время для безрассудств. Мы обязаны быть крайне осторожными, чтобы не вызвать у вашего почтенного супруга и тени подозрения. Подождем до тех пор, пока дело с завещанием не будет улажено во благо вам и вашим детям. Доколе этого не случится, я не смогу спасть спокойно.

Он немного помолчал, а затем, устремив на нее открытый взор, полыхавший неукротимым волнением, очень серьезно добавил:

— Знайте же, милая Аннабелла: если бы с вами, упаси Боже, произошло столь страшное несчастье, и это случилось бы по моей вине, то я… — он запнулся, потупил взор, и, мгновенно побледнев, как полотно, еле слышно прошептал: — Я бы этого не пережил… Прощайте!.. Прощайте, любовь моя, жизнь моя, душа моя! Да благословит вас Господь и да сохранит от зла и напастей!

— Не уходи! — в полном смятении и отчаянии воскликнула миссис Робинсон, судорожно заламывая на груди свои изящные и нежные руки. — Заклинаю всеми святыми: останься!

— Умоляю, не мучьте меня, Аннабелла! Стоит мне промедлить хотя бы мгновение, и я уже буду не в силах заставить себя уйти и тем самым погублю нас обоих! Протайте!

Она с неистовою силой удерживала его за плечи, но обуявший его мозг поток страшных мыслей придал ему прыти: юноша резко вырвался из стальных объятий своей возлюбленной и припустил бегом без оглядки к зыбкому горизонту безбрежной пустоши. Он бежал практически наугад, не разбирая дороги, так как слезы, упорно подступавшие к горлу и сдавливающие дыхание, застилали взор мутной пеленою.

С минуту Аннабелла Робинсон стояла не шелохнувшись, словно застывшее изваяние, и, погрузившись в мрачное оцепенение, неотрывно глядела вслед удаляющемуся в вересковые кущи пасторскому сыну, покуда тот наконец не скрылся из виду. Тут она, несколько опомнившись от потрясения, стремительно подалась вперед и что было мочи припустила вдогонку.

— Carino, вернись! — кричала она на бегу, — Вернись!

«О, Господи! — стремительно неслось в ее голове, Неужели я потеряла его?! Потеряла навсегда?! За что?! За что мне такая страшная кара?! Сердцем чую: я больше никогда не увижу его! Никогда!»

Миссис Робинсон внезапно остановилась и в полном изнеможении повалилась в густые заросли вереска, уткнувшись пылающим лицом в мягкую подушку влажных от чистой росы бархатистых соцветий. Так и пролежала она весь день напролет на своем роскошном вересковом ложе, содрогаясь в истерических рыданиях и непрестанно вознося Господу отчаянные горячие молитвы, до тех пор, пока к вечеру не сгустились массивные свинцовые тучи, и внезапно разразившаяся неистовая гроза не погнала прекрасную беглянку в имение своего многострадального супруга.

* * *

Следующие несколько недель прошли для пасторского сына, как в огненных недрах мерзкого и устрашающего адского логова. Юноша отчаянно тосковал по своей любимой и уже несказанно сожалел о своем трусливом бегстве в тот благословенный день, когда они могли бы обрести счастье навеки. Мысль о том, что это было их последнее свидание, не отступала от него ни днем ни ночью, одолевая его мозг и сознание страшным кошмаром.