Читаем Роковая тайна сестер Бронте полностью

— Да уж! — отозвалась Шарлотта. Она на мгновение задумалась, воззрившись на дверь, из которой совсем недавно вышла Эмили, с опаской и восхищением. — Хотелось бы мне знать, что именно она сейчас создает!

Энн внезапно побледнела, и руки ее, мирно покоившиеся поверх коленей, самопроизвольно сжались в кулаки, чтобы сдержать подступающую дрожь.

— Что с тобой, милая? — встревожилась Шарлотта.

— Ничего, — торопливо проговорила Энн, — Все в порядке.

— Ты в этом уверена?

— Да, — нетвердым голосом пробормотала Энн. Какое-то время она помолчала, стараясь обуздать свое волнение. Казалось, все ее существо вступало в мучительную негласную борьбу с отчаянным желанием высказаться, излить душу.

— Я знаю, что создает сейчас Эмили, — проговорила она наконец, — или, вернее, имею некоторое представление о ее творении.

— Вот как? — с интересом спросила Шарлотта, — В таком случае, может быть, ты поделишься этим секретом со мной?

— Как-то Эмили, когда она была в особенно хорошем настроении, показала мне черновую рукопись, содержащую наиболее значительные эпизоды и отдельные главы своего романа.

— В самом деле? — в глазах Шарлотты вспыхнул неподдельный интерес. — И каково твое впечатление?

— Мне трудно выразить в словах, какие чувства я испытала, просматривая рукопись Эмили, — ответила Энн во власти какого-то неизъяснимого волнения. — Но, можешь мне поверить, дорогая: впечатление было колоссальным! Словно бы под действием могучей неземной силы я внезапно погрузилась в иной мир — мир, основанный на ином принципе… мир, не просто отвергающий, но опровергающий собою все законы природного естества и земного бытия! Я провела над рукописью весь день напролет, обуреваемая целым потоком мощнейших чувств, и чем дольше я старалась вникнуть в смысл своих ощущений, тем более непостижимым становился для меня этот таинственный мир, в котором Любовь и Смерть — но иные, чем мы можем себе вообразить, ни капли не похожие ни на что земное, — как бы сливаются воедино!

— Должна признаться, Энн, ты меня пугаешь! — ответила Шарлотта, насторожившись. — Я ошеломлена!

— Чем дольше я сидела над рукописью, — продолжала Энн, словно не замечая ничего вокруг, — тем сильнее и неотступнее мною овладевал подспудный всепоглощающий Страх. Это ощущение усугублялось еще и тем, что Эмили взяла за основу своего творения наше заветное семейное предание.

— Неужели ты имеешь в виду ту престранную историю, что когда-то приключилась с нашим достославным прапрадедушкой?

— Вот именно! — возбужденно подтвердила Энн. — Только представь себе: Эмили отважилась использовать в своем мистическом, можно даже сказать д-дьявольском, р-романе священное предание нашего семейства.

— Ну уж, моя прелесть, ты явно преувеличиваешь значение этой реликвии, доставшейся нам по наследству от наших славных предков! — ответила Шарлотта, несколько приободрившись, — Я лично не вижу ничего священного в душещипательной истории о том, как наш добрый прапрадедушка подобрал на пути из Ливерпуля чернокожего мальчишку-сорванца, Бог весть каким чудом оказавшегося в трюме торгового судна. И как этот подлый негодяй Вельш[56] отплатил своему благодетелю, прибрав к рукам фамильную ферму Бронте и лишив крова всех детей нашего прапрадеда. И, в довершение к своим чудовищным злодеяниям, взял на воспитание нашего почтенного деда Гуга, когда тот был еще несмышленым ребенком, обманом отняв его у законных родителей, и обращался с ним немногим лучше, чем с уличной собакой. Право же, сия незатейливая история пригодна для романа.

— У Эмили черного злодея зовут не Вельшем, а Хитклифом[57],— уточнила Энн, горько улыбнувшись.

— Хитклиф? — с интересом переспросила Шарлотта, — Символичное имя. В лучших традициях современной английской литературы. А как зовут героиню?

— Кэтрин… — ответила Энн после неловкого молчания. — Послушай, милая Шарлотта, — нерешительно обратилась она к сестре, — я помню, как в годы нашей благословенной юности ты рассказывала нам об одной странной девочке, с которой вам довелось познакомиться в Коуэн-Бридже. Так вот, мне вдруг вспомнилось… Ее ведь звали Кэтрин, я не ошибаюсь?

— Да… А в чем дело?

— Вы встретились с ней в Коуэн-Бриджской школе… Стало быть, Эмили тоже была знакома с нею… ведь так?

— Да, но какое это имеет значение? — спросила Шарлотта. — Эмили тогда едва минуло шесть. Она была еще совсем ребенком!

— Шесть лет… — задумчиво повторила Энн, — Тот самый возраст, когда особенно интенсивно развивается образное мышление и восприятие.

— Что ты этим хочешь сказать? — насторожилась Шарлотта.

— Значит, ваша знакомая Кэтрин была странной особой?

— Насколько я помню — да. Ну и что же?

— Ничего. Просто Кэтрин в романе Эмили тоже весьма странная особа.

— Стало быть, ты полагаешь, что Кэтрин из Коуэн-Бриджа могла служить прототипом для героини романа Эмили? Право же, это нелепо!..

— Я только говорю, что между героиней Эмили и вашей давней знакомой в определенном смысле есть сходство, — осторожно ответила Энн.

— Возможно. И что из того?

Перейти на страницу:

Все книги серии Избранницы судьбы

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза