— Потому, что такова твоя натура: ты попросту не способен испытывать глубоких чувств к близким людям — и с этим ничего не поделаешь. Несмотря ни на что, я тебя люблю, и это мое горячее чувство с лихвой восполняет недостаток твоей привязанности ко мне. Моя Любовь к тебе столь велика, что ее хватило на нас обоих. Именно Ее всемогущая сила и помогла тебе в свое время написать мой портрет.
— Я знал! — порывисто воскликнул Патрик Брэнуэлл. — Я чувствовал это всеми фибрами души! Покуда я создавал твой портрет, ты все время была моей незримой неотступной спутницей. Я постоянно ощущал твое присутствие. Оно согревало меня, поддерживало мой дух и озаряло меня давно забытой блаженною искрой Вдохновения. Как бы мне хотелось почувствовать это снова! Чтобы твоя душа вновь слилась с моей! — пасторский сын напряженно вглядывался в лицо сестры, — Ты дашь мне эту возможность? Ответь мне: ты будешь со мной в мой смертный час?
— Осязаемо или неосязаемо — я всегда с тобой, — ответила Эмили, — Но ты можешь чувствовать мое присутствие лишь тогда, когда особенно остро в этом нуждаешься. Если же ты говоришь о моей помощи и поддержке, то можешь полностью на них рассчитывать: я останусь с тобою до последнего вздоха!
…В ночь на воскресенье (24 сентября) разыгралась яростная гроза. То и дело полыхали молнии и раздавались зловещие раскаты грома. Хлынул неистовый ливень. Гроза продолжала бушевать до самого утра; натиск ее усиливался с каждым мгновением.
Всю ночь Эмили неотлучно просидела у постели брата, а утром у Патрика Брэнуэлла внезапно началась агония. Пасторский сын метался от неистовой боли, но все время оставался в сознании, и с уст его не слетело ни единого стона. Под конец он внятно произнес, обращаясь к Эмили:
— Я должен подняться. Но не могу: силы мои на исходе. Помоги мне.
— Скажи, что тебе нужно. Я сделаю все, что ты хочешь, — заверила его Эмили.
— Помоги мне подняться с постели. Я чувствую: пробил мой час. Самое большое мое желание — встретить смерть достойно, как и подобает настоящему мужчине. Я обязательно должен умереть, не лежа на одре болезни, а стоя на ногах.
— Именно так в свое время ушла из жизни наша достославная королева Элизабет[79]
! — торжественно произнесла Эмили, помогая брату подняться с постели. Она явно одобряла решение Патрика Брэнуэлла и испытывала убежденную гордость за его мужество и выносливость.И Патрик Брэнуэлл Бронте свой последний час встретил стоя, как сам того желал — уход, достойный величайшего из венценосцев.
Глава XVIII. Свободный дух
После похорон Патрика Брэнуэлла все семейство Бронте пребывало в особенно угнетенном, подавленном состоянии. Уныло и тоскливо протекали дни, недели, но даже лучший врачеватель людских душ — Время, благополучно исцеляющее перенесших тяжелое горе людей, не могло затянуть этой живой, зияющей раны.
Преподобный Патрик Бронте чинно восседал в своем кабинете в угрюмом уединении. Потеря единственного сына словно бы сковала сознание почтенного пастора незримыми тяжелыми оковами. Его беспощадно терзало острое, неизбывное чувство вины. Быть может, недостаток отцовского внимания оказал губительное влияние на тонкую эмоциональную натуру несчастного Патрика Брэнуэлла? Эта мысль не давала покоя преподобному Патрику Бронте; зловещее мрачное отчаяние с каждым мгновением иссушало его неукротимый могучий дух. «Если бы только было возможно повернуть время вспять! — отчаянно размышлял достопочтенный отец семейства, — Я, Патрик Бронте, пошел бы на все, чтобы предотвратить эту ужасную напасть!»
Не менее тяжело восприняли страшную безвременную кончину пасторского сына его славные сестры.