Роковая тайна сестер Бронте

— Видишь ли, дорогая, я чувствую горячую неизбывную вину перед Эмили, — с отчаянной тоской пояснил Патрик Брэнуэлл. — Благо, сама Эмили не подозревает о моем скверном поступке — она ни за что не простила бы того, что я натворил. Эта ужасная глупость, совершенная мною однажды, преследует меня с тех пор каждый божий день, отравляя мое жалкое существование, словно в страшном кошмаре.

— Твои слова пугают меня, милый братец. Прошу тебя, объясни мне внятно, о чем ты говоришь?

— Однажды я и двое моих приятелей — Дирден и Лейленд — договорились встретиться в трактире одной из местных гостиниц, — той, что располагалась по дороге из Гаворта в Кейлей. Там мы намеревались весело провести время за чтением вслух наших поэтических опусов. И тогда мое уязвленное самолюбие заставило меня пойти на хитрость: я взял наугад несколько страниц черновой рукописи Эмили — как выяснилось позднее, это были фрагменты из романа «Грозовой Перевал» — сложил их в шляпу и с этим бесценным трофеем поспешил к друзьям.

После того, как Дирден прочел первый акт своей новой поэмы с весьма внушительным названием «Королева-демон», настал и мой черед блеснуть своими талантами. Я с демонстративной важностью стал шарить в своей шляпе, каковую я представил друзьям «обычным хранилищем моих мимолетных писаний на обрывках бумаги», и наконец извлек оттуда благословенную рукопись романа Эмили. Со свойственной мне легкостью и естественностью я разыграл удивление, вызванное тем, что якобы «по ошибке» я захватил с собой вместо стихов несколько страниц из романа, на котором, по моему утверждению, я «пробовал руку». Разумеется, мои приятели, желавшие узнать, насколько хорошо я владею пером прозаика, настояли на том, чтобы я зачитал вслух захваченные мною фрагменты «своего творения».

Я сперва отнекивался, но в конце концов удовлетворил их просьбу весьма охотно, и прочитанное снискало мне прочный успех у моих изумленных слушателей и обеспечило их искреннее уважение. В пылу сознания собственного триумфа я так раззадорился, что внезапно оборвал свое повествование на середине фразы и, «на ходу придумав» продолжение своей грандиозной эпопеи, поведал его приятелям. На самом деле, как ты, милая сестрица, уже, верно, догадалась я еще раньше тайком от всех представителей нашего семейства и, прежде всего — от Эмили, перечел «Грозовой Перевал» от корки до корки.

— Ты и в самом деле поступил очень скверно, братец, — печально проговорила Энн. — И, главным образом, по отношению к Эмили. Она имеет полное право на должное уважение с твоей стороны. И ты обязан относиться к ней соответственно. Подумай сам: присвоить себе ее благородный труд — пусть даже на время — чтобы покичиться перед приятелями — это граничит с кощунством!

— Но ведь я же раскаиваюсь! — с беспредельным отчаянием возгласил пасторский сын. — Горько раскаиваюсь!

— Я рада, что ты сам признаешь свою вину, — печально улыбнулась Энн. — Для меня очевидно, что ты способен к глубокому, искреннему раскаянию. Но, к сожалению, этого мало. Чтобы душа твоя получила очищение от скверны на земле и снискала божественный венец на Небесах, ты просто обязан рассказать обо всем Эмили. Она имеет право все узнать; тебя же перестанут наконец терзать угрызения совести.

— Но это бессмысленно! Эмили никогда не простит мне подобного своеволия! Она будет глубоко презирать меня до конца своих дней!

— Человеческое сердце способно простить во сто крат больше, чем можно себе представить. Эмили строга и угрюма только с виду. На деле же она может быть суровой и беспощадной лишь к самой себе. По отношению к другим она — сама снисходительность и великодушие.

Сказав это, Энн тотчас отправилась за Эмили и, несколько минут спустя, привела ее в комнату Патрика Брэнуэлла, оставив сестру и брата наедине друг с другом. Патрик Брэнуэлл, набравшись мужества, поведал Эмили о своем безрассудном поступке, отчаянно моля сестру о прощении.

— Мне не за что прощать тебя, — мягко ответила Эмили, — потому как я не вправе судить твой поступок.

— Но ведь я виноват перед тобою! — с глубокой болью отозвался ее брат. — И бремя моей вины поистине невыносимо!

— Ты ошибаешься, Патрик, — произнесла Эмили с непостижимым самообладанием. — Из твоих слов верно только то, что ты виноват. Но виноват отнюдь не предо мною, а перед Господом. Вот у Него и проси прощения. Молись горячо, от всей души, и Он дарует тебе свою наивысшую благодать.

— Но ты и в самом деле не держишь на меня зла, милая сестрица?

— Конечно же, не держу, — заверила его Эмили, — Только, пожалуйста, не называй меня «милой». Это фальшь, а фальши я не переношу.

— Но я ведь люблю тебя!

— Я знаю, что любишь. Но этого недостаточно. Ты не испытываешь к нам с сестрами и малой толики тех чувств, какие мы питаем к тебе, — промолвила Эмили, обреченно вздохнув.

— Но почему ты так полагаешь? — изумился Патрик Брэнуэлл.