Роковая тайна сестер Бронте

— Это был он. Несомненно. Я видел тогда его суровое лицо. Ты не выйдешь за него замуж! Клянусь, не выйдешь! — правая рука пастора, дотоле мирно покоившаяся на его колене, инстинктивно сжалась в кулак. — Теперь мне все ясно, — решительно продолжал его преподобие, — Ясно, как божий день! «…Веревки скоро будут порваны». Веревки — это узы, связывающие тебя с жизнью, понимаешь, дорогая?! «…И золотая чаша разбита». Золотая чаша — есть не что иное, как твоя бесценная защита, каковую обеспечила тебе наша возлюбленная малютка Энн своей блестящей догадкой. И ты лишишься этой защиты, если позволишь Николлсу заманить тебя в свои коварные сети! «…Кувшин будет разбит у колодца». Колодец — это законный брак, который уничтожит ту пресветлую силу, что хранила тебя до сих пор; сила эта и зашифрована под «кувшином».

— Невероятно! — воскликнула ошеломленная Шарлотта.

— Теперь ты понимаешь, дочь моя, почему тебе нипочем нельзя давать согласия на этот брак?

— Но, если допустить, что все должно случиться именно так, как вы говорите, дорогой отец, то это произойдет по воле Высших Сил. И никто из смертных — ни вы, ни я, ни Артур — никоим образом не сможет оказать какого-либо влияния на свершение Приговора Судьбы.

— Как знать? — проговорил достопочтенный Патрик Бронте. — Быть может, именно сейчас, в эти ускользающие мгновения, Господь дает нам шанс все исправить? Теперь, когда раскрыты все карты, было бы полным безумием не ухватиться за эту последнюю возможность благословенного избавления от грозной дьявольской силы, обрекающей на неизбежную погибель весь наш род. Мы просто обязаны — слышишь, детка — просто обязаны использовать этот уникальный шанс отвратить от нашей семьи роковые чары Лонгсборна раз и навсегда.

— Но как это сделать, дорогой отец?

— Выход один: ты должна отказать мистеру Николлсу. Решительно отказать.

Шарлотта подняла взор; в нем мгновенно вспыхнула ярость, постепенно сменившаяся такой мучительной болью, такой невыразимою скорбью, какая была бы способна усмирить неумолимую злобу самого Вельзевула. Некоторое время дочь пастора хранила молчание, прилагая все душевные силы к тому, чтобы побороть отчаянный протест, стремительно прорывавшийся наружу из ее истерзанного, горячо любящего сердца. Наконец она как будто справилась с собой и тихо промолвила:

— Хорошо, отец. Пусть будет по-вашему. Завтра же я отвечу Артуру Николлсу решительным отказом. Но один лишь Бог видит, чего мне это стоит!

Глава XXII. Замужество Шарлотты и тайна леди Хитернлин

Шарлотта Бронте сдержала обещание, данное отцу. Наутро она сама разыскала Артура Николлса и, с трудом сдерживая отчаянно душившие ее слезы, собрав все свои внутренние силы, решительно объявила, что ее отец не даст своего согласия на этот брак, а так как ей дорога отцовская воля, она вынуждена теперь ответить отказом.

Мистер Николлс был крайне расстроен таким поворотом событий, но принял отказ достойно, проявив по отношению к совершенно подавленной дочери своего патрона глубокое сочувствие, понимание и деликатность.

— Мне почему-то думается, — печально произнес он, пристально вглядываясь в ее лицо, — что ваш отказ продиктован не только желанием исполнить дочерний долг. По моему разумению, вы чего-то боитесь. Этот тайный страх засел в ваше сознание глубоко и мучительно терзает нас. Мне больно глядеть на вас, больно видеть, что в ваши прекрасные глаза закралась неизбывная скорбь, больно взирать на нежную матовую бледность вашего лица, на каждый ваш жест, выражающий неземное страдание. Что случилось, милая Шарлотта?

— Нет… ничего… — невнятно ответила пасторская дочь. — Просто я слишком огорчена, что нам не суждено быть вместе, дорогой Артур.

— Сдается мне, что дело тут не только в этом! — возразил викарий. — Еще вчера мне показалось, что вы чем-то сильно обеспокоены. Нынче же вы просто убиты горем! Отчего?.. И эти ваши давешние колебания по поводу того, чтобы принять мое предложение… и ваш теперешний отказ… Все это неспроста! Вас одолевает какая-то неизъяснимая тревога; это очевидно. Так в чем же дело?

Мистер Николлс неотрывно глядел на Шарлотту; его теплый проникновенный взор приводил пасторскую дочь в невыразимое трепетное волнение, стремительно будоража все потаенные закутки ее отзывчивого чуткого сердца.

— Артур, — с мольбою прошептала она, — пожалуйста, не терзайте меня более! Это невыносимо!

— Вы не хотите открыть мне своего сердца, — скорбно проговорил викарий. — А значит, не доверяете мне всецело и безгранично, как я доверяю вам. Что ж… как бы то ни было, я уважаю ваши чувства и не стану более пытаться вызвать вас на откровенность. И все же я не в силах видеть, как вы страдаете!

Лицо мистера Николлса выражало бесконечную горечь и гнетущую печаль. Шарлотта мягко склонилась, взяла его за руку и с величайшею нежностью произнесла: