Роковая тайна сестер Бронте

«В самом деле, — горестно подумала пасторская дочь, — как могло быть иначе! Немыслимо, чтобы между людьми, видевшими друг друга лишь в продолжение одного короткого сезона каникул и практически совершенно не знающими друг друга, ни с того ни с сего вдруг вспыхнуло то дивное пламенное чувство, какое может зародиться лишь в тех сердцах, счастливые обладатели которых прошли долгий и интересный путь постепенного познавания истинной сущности своих избранников и самих себя, научившись высоко ценить достоинства и милосердно прощать недостатки тех, кому каждый из них намерен посвятить свою жизнь. Взаимоотношения между истинно любящими супругами должны быть овеяны Великой Мудростью, ниспосланной безграничной щедростью Творца с того самого священного момента, как Он (и не кто иной!) тайно одобрит и благословит их богоугодный союз, в котором будет царить Вечная Любовь и Гармония».

Разве таким образом обстоят дела между ней и молодым Генри Нассеем? Нет и еще раз нет! И именно в этом состояла главная преграда, что неумолимо пролегла к сердцу Шарлотты. Неужели это ее — Шарлотту Бронте — призывают принять обет любви и верности от человека, непостижимо далекого от нее, человека, чье сердце при этом будет хранить суровую и неподатливую холодность и полное безразличие к той, кому оно предназначалось? А каково было бы при этом ей в роли новоиспеченной молодой супруги? Эта страшная мысль заставила дочь пастора невольно содрогнуться. Такое положение вещей стало бы для нее сущей пыткой — здесь не было сомнений. Нет, она решительно не в силах вынести всего этого! Ничто не заставит ее принять предложение Генри Нассея!

Итак, она твердо решила отказать своему новоявленному корреспонденту. Но необходимо было сделать это как можно более тактично и деликатно, не задев при этом ничьих чувств.

Шарлотта полностью осознавала ту ответственность, какую налагала на нее та нелегкая задача, что ей теперь предстояла. Мысль, что она может потерять при этом расположение и любовь своей лучшей подруги Эллен, повергла ее в неистовый ужас. К тому же что скажут ее родные, когда узнают об этом ее поступке? Она, несомненно, много потеряет в их глазах, отказавшись, по всей вероятности, от единственной в ее жизни возможности обрести достойное, независимое положение солидной замужней дамы и хоть как-то помочь своему отцу, сестрам и брату поддержать состояние семейства Бронте. Ведь ей вот-вот стукнет двадцать три — возраст, когда иные девушки с радостью соглашаются на любую мало-мальски выгодную партию. Она же прекрасно знала, что красотою отнюдь не блещет, и едва ли когда-нибудь ей представится еще один шанс пойти под венец… Тем более — рука об руку с почтенным, всеми уважаемым джентльменом — таким, как Генри Нассей.

Бедный Генри! Ей придется безжалостно разбить его призрачные иллюзии относительно возможности их будущей совместной жизни, жестоко вмешаться в его благочестивые планы, сорвать с его прекрасных очей розовую пелену коварного Заблуждения и направить их светлый взор на истинную Правду. Вероятно, она потеряет в его лице доброго друга. Но, быть может, когда-нибудь он сумеет понять и простить ее — как знать! В одном Шарлотта Бронте была совершенно убеждена: она должна во что бы то ни стало оставаться честной до конца, как перед ним, так и перед самой собою, какую бы им обоим боль это ни причинило. И она непременно исполнит свой долг — во имя их общего блага.

Шарлотта тихонько примостилась за письменный стол и, тяжело вздохнув, приступила к делу. Какая жгучая горечь облила в эти минуты ее бедное страдальческое сердце! Глаза ее внезапно заволокло мутной пеленою слез, и несколько соленых капель беспомощно скатились по щекам девушки, упав на бумажный лист, над которым она склонялась. Призвав в помощь все свое мужество и самообладание, пасторская дочь решительным движением утерла заплаканное лицо и, обмакнув перо в чернильницу, сосредоточенно вывела на поверхности пропитанного слезами листа несколько скупых, немилосердно вымученных строк, исторгнутых, должно быть, из самых заветных тайников души и вылившихся на бумагу в форме неумолимо сурового приговора, гласившего следующее: