Роковое наследие. Правда об истинных причинах Холокоста

Аннексионисты могли найти множество причин, чтобы устремить свои территориальные притязания на восток. Он не только давал обширные земли, готовые для сельских поселений, но еще там проживало разнообразное, хотя в основном бедное население, которому, по всей видимости, пошла бы на пользу европейская культурная миссия. Так получилось, что регион, на который обратили взгляды немецкие аннексионисты, был домом для большинства еврейского населения России – всего около 4,9 миллионов человек. Многочисленность еврейского населения этой области была следствием политики России в XIX веке, согласно которой евреев заставляли проживать в пределах так называемой черты оседлости – области, простиравшейся от Украины на юге через российскую Польшу до прибалтийских государств на севере. И поскольку теперь уже немецкие аннексионисты обратили внимание на эти земли, черта оседлости, вместе со своим экономически бедным еврейским населением, оказалась в центре территориальных амбиций Германии. А это значило, что аннексионистские планы Германии и судьба восточноевропейских евреев оказались неразрывно переплетены. Теперь у немецких евреев было два преимущества в войне: Германия могла увеличить свои территориальные владения и в то же время освободить восточноевропейских евреев от российского влияния.

От аннексии к колонизации

В июне 1915 года аннексионистская повестка дня получила долю легитимности со стороны правых сил, когда в дебаты включился Рейнгольд Зееберг, профессор христианской теологии в Берлине. При поддержке коллег из правого крыла политической сцены Германии Зееберг согласился выпустить петицию о целях войны. Вторя риторике Пангерманского союза, Зееберг призывал одновременно к широкомасштабным аннексиям и германизации земель на востоке. С точки зрения Зееберга, эта новая территория должна была вместить «часть нашего растущего населения», а также дать «новую родину на старой родине» немецким обратным мигрантам⁶. Петиция Зееберга собрала подписи примерно 1 341 интеллектуала, в том числе 352 университетских профессоров. В этом длинном списке имен были и подписи некоторых немецких евреев: свои имена в него вписали среди прочих историк искусства Адольф Гольдшмидт, Макс Паппенгейм, историк права, и кузен Вальтера Ратенау Фриц Ратенау⁷.

Гольдшмидт, Паппенгейм, Ратенау и, конечно, Варбург были не единственными немецкими евреями, сочувствующими колонизации востока. Публицист и академик консервативных взглядов Адольф Грабовски был особенно красноречив в поддержке экспансии на восток. Биография Грабовски интересна, но не сказать чтобы уникальна. Он родился в берлинской семье евреев в 1880 году, впоследствии обратился в протестантизм. В довоенные годы он издавал «Zeitschrift für Politik» и молодую консервативную газету «Das neue Deutschland»⁸. Не успел конфликт огласиться первыми выстрелами, как Грабовски принялся защищать территориальную экспансию Германии. В его представлении вопрос был прост: «любой ценой наша континентальная территория должна быть расширена в ходе этой войны»⁹. Продолжая тенденцию, заданную Классом, Зеебергом и другими, Грабовски вскоре перешел от простой защиты экспансии к реальному планированию логики имперского управления. Ключ к будущему Германии как мировой державы, утверждал он, состоит в превращении областей на востоке в сельскохозяйственную землю, которая послужит существующей экономике. В то же время распространение «культуры [Германии и] ее языка» поможет укрепить положение страны на мировой арене¹⁰.

Позицию Грабовски как консервативного публициста, воодушевленного войной, понять было легко. Куда удивительнее был факт, что немецкие евреи из самых разных социальных и политических кругов также начали планировать масштабы будущей германской колониальной империи. И главным из них был сионист Дэвис Трич. До начала военных действий Трич был скорее известен своей яростной ссорой с Теодором Герцлем на Шестом сионистском конгрессе по поводу местонахождения будущего еврейского государства¹¹. Но в 1915 году Трич думал о чем угодно, кроме этого. Он посвящал все больше времени разработке, а затем продвижению пакета экспансионистских задач войны, которые свидетельствовали о его огромной любви к Германии.