Вклад Бернхарда был той дружеской помощью, без которой Национальный союз мог бы и обойтись, учитывая, что он и так столкнулся с жесткой конкуренцией со стороны двух оппозиционных групп: Независимого союза за немецкий мир (Unabhängiger Ausschuss für einen deutschen Frieden) и баварского Народного союза за скорейшее уничтожение Англии (Volksausschuss für rasche Niederkämpfung Englands). Может быть, названия этих групп и подразумевали желание стабильности в Европе, но их общие цели были далеки от этого. Обе группы не только требовали присоединения территорий, но и широко распространяли свое убеждение о необходимости выигранной войны, что заметно отличалось от подхода Бетман-Гольвега. Независимый союз поддерживал наступление на Россию на востоке как способ обеспечить доминирование Германии на континенте, а внимание Народного союза было устремлено к разгрому Британии через мощную кампанию неограниченной подводной войны.
Отражая радикализацию внутренней политики Германии, оба союза также привлекали антисемитские элементы. Так, небезызвестный антисемит британского происхождения Хьюстон Стюарт Чемберлен был одним из многочисленных сторонников Народного союза17
. Удивительно, но и сгущающейся атмосферы антисемитизма было недостаточно, чтобы умерить воодушевление некоторых немецких евреев самыми радикальными целями этих групп. Так, во франконской коммуне Георгенсгмюнд три члена семьи Хайдекеров последовали за Чемберленом и вступили в Народный союз18. Южнее, в Мюнхене, Пауль Николаус Коссман, в предыдущем десятилетии принявший католичество, сделал свой ежемесячный журнал «Süddeutsche Monatshefte» средством уверенной поддержки правых взглядов. Это был хитрый ход, который привел к росту тиражей, обеспечив журналу будущее – по крайней мере, в среднесрочной перспективе19.Однако решение о смене политической ориентации издания всегда было чем-то большим, чем просто циничный маркетинговый трюк. В журнале, возглавляемом Коссманом, наблюдалась реальная вера во многие статьи, печатавшиеся в поддержку войны. В первой половине 1916 года журнал занял агрессивную позицию по некоторым привычным вопросам: ответственность Британии за начало войны и необходимость расширить границы Германии. Редакторские колонки Коссмана, где он оттачивал свое мастерство на внутренних делах, были столь же воинственны. Он оплакивал отставку Тирпица – «черный день» – и в явном выпаде против Бетман-Гольвега требовал «творческой [schöpferische] политики» как единственного способа «завоевать сердца людей»20
.Подозрения, тревожившие немецкий народ и политиков в 1916 году, отражались с тем же накалом в высших эшелонах армии. Гинденбург и Людендорф, командующие восточными армиями, никогда не были полностью согласны со своим формальным руководителем Фалькенхайном. В то время как Фалькенхайн предпочитал западную стратегию, Гинденбург и Людендорф были убеждены, что ключ к окончанию войны кроется в разгроме русских на востоке, поскольку победа там освободит силы для сражения с британцами и французами на западе. Неудачи Фалькенхайна при Вердене и Сомме существенно усилили аргументы его оппонентов в пользу восточной стратегии. Гинденбург и Людендорф, искушенные в макиавеллиевских интригах, охотно обратили затруднения Фалькенхайна себе на пользу. Письмо канцлеру, которое составил хитроумный советник Людендорфа полковник Макс Бауэр, было попыткой пролить свет на проблемы с командованием Фалькенхайна. Письмо предупреждало, что сейчас «только решительный человек может спасти» Германию, имея в виду, конечно, тандем Людендорфа и Гинденбурга21
.После того, как Румыния объявила войну в августе 1916 года, судьба Фалькенхайна была предрешена. Вступление в войну этого «подлого стада», как один помощник армейского раввина назвал румын, превратило в насмешку прежние утверждения Фалькенхайна, что Румыния останется нейтральной, и он был отправлен в отставку22
. Теперь, когда существующий глава генерального штаба покинул пост, дорога к браздам правления для Гинденбурга и Людендорфа была свободна. Гинденбург как старший стал начальником, а Людендорф, его давний помощник, получил должность генерал-квартирмейстера. Решение о возвышении популярного тандема было продиктовано как желанием отвести критику от гражданских лидеров Германии, так и военной стратегией. Альберт Баллин, как и многие немцы, был обрадован переменой. «Слава Богу», – просто сказал он одному доверенному лицу в кругах партии23. Тем временем войска, сражающиеся на фронте, казалось, были столь же рады новостям. Один еврейский солдат громко воскликнул, что с «двумя столь одаренными военачальниками на посту» наконец пришла «явная перспектива успеха»24. Но ликование было недолгим. Вместо того чтобы сильнее сплотить немецкое общество, возвышение Гинденбурга и Людендорфа лишь разверзло бездну между теми, кому было предназначено быть полноценными членами общества, и изгоями.Программа Гинденбурга