Пожалуй, что-то такое она почувствовала, когда он, нащупав большой рукой, сунул её ногу в стремя – Лёля всё никак не могла это самое стремя поймать!
Какое-то странное волнение и даже, пожалуй, удовольствие от того, что мужская рука уверенно взяла её за щиколотку!..
Никита вёл коня в поводу по границе огромного луга, обнесённого серыми жердинами, Лёля словно плыла над лугом, и над травой, и над Никитой, щурилась от солнца.
Потом он подозвал Звёздочку, которая паслась рядом, легко, одним прыжком вскочил, без всякого седла, не выпуская Лёлиного повода, и теперь они ехали вдвоём – впереди Никита, за ним Лёля.
Лошади, не торопясь, вышли из-за изгороди и привычно направились в сторону леса, и было так тихо, так солнечно, так зелено вокруг, как бывает только в мае, когда всё впереди и лето ещё даже не начиналось.
– Вон там, у реки, бобры берёзу завалили, паразиты! Так хороша была берёза, я смотрел за ней, берёг. А они погубили!
– Бобры? – весело удивилась Лёля.
– И ничего смешного. – Он оглянулся на неё. – Они лес могут извести, чего им – одна берёза! Сейчас дойдём, я тебе покажу.
И вправду с левой стороны возле речки, которая здесь была узкой и шумливой, торчал пень очень странной формы – примерно по колено и словно обгрызенный со всех сторон. Мощная, едва зазеленевшая берёза валялась тут же, раскинув ещё живые ветви, словно руки.
– Жалко как, – проговорила Лёля.
– То-то и оно-то. Берёзу уберу, новую привезу, посажу. Так она тут хорошо стояла!
Лёля представила, как на берегу стояла берёза – получилось и впрямь хорошо.
Они отправились дальше, и оказалось, что в лесу полно чудес, о которых петербурженка Лёля и не подозревала!..
Никита рассказывал, что здесь рылся кабан, а там прошли лоси – и всё это было тут же, рядом, следы кабаньих пятаков, отпечатки лосиных копыт.
– А вон там олешки. – Никита остановился и придержал Лёлиного понурого скакуна Ясеня. – Во-он за деревьями, смотри!
И она увидела «олешек»! Тоже очень близко, прямо за кустами.
Странное дело, они перемещались почти неслышно, лишь изредка хрустела ветка, и тогда олени – все разом! – поднимали головы и прислушивались, готовые в любую минуту сорваться с места и потеряться в лесу.
Потом они ещё увидали весёлых белок, да не одну, а целую компанию! Белки перелетали с ветки на ветку, расфуфырив хвосты, и казалось, что не долетит, промахнётся, но ловкая белка цеплялась за совсем никчемушный прутик, качалась, забиралась глубже и пропадала за стволом.
Лёля не смотрела на часы, ни о чём не думала, никуда не спешила – странное, непривычное состояние!
Ей всё время, каждую минуту, нет, каждую секунду было куда-то нужно – на работу, к Марфе, с которой оставались не слишком надёжные няньки, ибо где взять денег на надёжных?… Обязательно к врачу и к массажисту, Марфа ходила плоховато. На рисование, в класс, где занимались «непростые дети». Магазины, обед, стирка, ортопедическая обувь, в которую нужно было всякий раз особым образом вкладывать сложной конструкции стельки! Проверять тетради, заполнять формы, вести электронные журналы – всё это оставалось на глубокий вечер, и Лёля иногда засыпала над разложенными учебными пособиями и просыпалась в ужасе – до утра не успеет, не сдаст, и ей попадёт!.. Или – хуже того! – уволят из школы, как они с Марфой станут жить?…
Ей всё время хотелось спать и есть – на самом деле. На еду она почти не тратилась, подъедала то, что оставалось от Марфы, чтобы хватило и на рисование, и на стельки, и на массаж…
Когда наезжала Маня или они гостили у неё, пир был горой, и Лёля наедалась словно бы вперёд, хотя получалось у неё плохо, давным-давно привыкла есть мало, по чуть-чуть, подруга ругала: «Поклевала как птичка».
Лёля крутилась изо всех сил и никогда ни на что не жаловалась – жизнь сложилась как сложилась, изменить ничего нельзя, – и вдруг тут в лесу, с посторонним дядькой поняла, как много всего прошло мимо и ещё пройдёт!
Лошади, речка, бобры, берёзы.
Необязательные разговоры, теплынь, и некуда спешить.
Пальцы, на секунду сжавшие её ногу, и длинная стройная спина, в которую Лёля пялилась, потому что он ехал впереди.
…Но всё ещё оказалось впереди! И ничто не предвещало!..
Они вернулись в сторожку, Никита ссадил её с коня, подхватив за талию – Лёля сильно вздохнула, кровь прилила к щекам, – а уезжать всё ещё было не нужно, и он как-то очень интересно стал ей рассказывать о своём лесном деле и о деревьях, в которых он разбирался отлично.
Лёле в голову не приходило, что может быть столько всего интересного… в деревьях и древесине!..
Оказалось, лучше всего полируется груша, получается словно зеркальный блеск, а сама древесина почти розовая, хотя груша неказистая на вид.
Лёля осведомилась насчёт карельской берёзы – на этом её познания начинались и заканчивались, – и Никита покатился со смеху.