Маня похвасталась перед ним тростью и вручила пакет с водкой, колбасой и хлебом. За гостинцами она заехала в самый лучший в городе супермаркет. Водитель «из комитета» терпеливо поджидал её у входа.
– Лёля! – закричала Маня, едва ввалившись в калитку. – Смотри, что наша Анна опять придумала!..
Из-за дома выскочил Волька и помчался к хозяйке, подпрыгивая на ходу, как резиновый мяч.
– Здорово, здорово, смиренный аббат, – сказала ему Маня. – Видишь? Это твой скульптурный портрет!.. А где Лёля? Опять предаётся разврату?
– Я цветы сажаю!
Маня оглянулась. Лёля выбиралась из клумбы, вытирая лоб тыльной стороной ладони.
– Что это у тебя такое?!
Некоторое время они вместе рассматривали подарок и по очереди ходили по дорожке туда-сюда, проверяли его в действии.
Потом Маня сказала, что пойдёт писать роман, а Лёля возразила, что время уж к вечеру, приниматься за работу поздно, а лучше им пойти на речку, тем более у Мани такая обновка.
Они сходили на речку и посидели в траве, глядя, как солнце потихоньку заваливается за макушки дальнего леса на той стороне. Маня рассказывала про Женю, её детей, виски и весь сегодняшний день.
Лёля слушала. Она умела сочувственно слушать.
В связи с подарком решено было вечером смотреть сериал про Пуаро – великий сыщик тоже везде ходил с тростью.
На ужин Маня приготовила котлет, похожих на июльские облака – пуховых, воздушных, – и неожиданно для себя заснула прямо на диване имени Орхана Памука или Харуки Мураками.
Маню разбудил телефонный звонок.
Она была уверена, что прошло полчаса, ну, может, час, а оказалось, что прошла ночь.
– Маня, – позвал в трубке голос, который она не узнала. – Это я, Роман. У нас ЧП. Елену убили, помощницу Максима. Ты можешь приехать?
– …соседи, – морщась, продолжал Роман. Они сидели на лавочке возле дома. Маня в джинсах и мятой футболке, как вчера уснула, и Сорокалетов в пиджаке и клетчатых пижамных штанах. – Позвонили соседи, сказали, что дверь открыта, а никто не отзывается. Ну, они зашли, а там…
– Ты Раневского вызвал?
– Первым делом.
– А чего он не едет?
– Мань, это в кино они через десять секунд появляются! Как сможет, так и приедет.
Писательница помолчала. Подобрала с земли веточку и сломала пополам.
– Ром, я зайду? В дом?
– Зачем?!
Она и сама не знала. Но была уверена, что должна… посмотреть. Явится Раневский, прогонит, и она ничего не узнает.
Заходить ей не хотелось, и было страшно. Она надеялась, что Ромка её отговорит, не пустит.
Он почесал шею.
– Я с порога посмотрел, ну… увидел, как она лежит. Дальше не пошёл. Хочешь, зайди.
– Наверное, нельзя, – предприняла Маня последнюю попытку.
– Конечно, нельзя.
– Ну, я пойду.
– Иди.
Дом у помощницы Максима был чудесный – небольшой, чистенький и весь резной, видно, ей нравились наличники, коньки и балясины! И стоял прекрасно, прямо на границе заповедника. Дядя Николай домчал Маню за несколько минут.
Маня поднялась на крылечко, тоже всё в затейливой резьбе, повздыхала и зашла.
Внутри было тихо, пахло кофе и тикали часы.
Елена Васильевна лежала в гостиной у стола, раскинув руки и поджав одну ногу, как птица. Глаза открыты, вид как будто удивлённый.
…Как она сказала тогда? Все надежды на счастливую старость рухнули? На домик у моря, на яблоневый сад?
Они обе и не подозревали, что Елене не понадобятся ни старость, ни яблоневый сад! За неё всё было решено – какой-то человек пришёл и застрелил, и больше ничего не потребуется.
Всё кончилось.
Стараясь не смотреть на тело, бывшее раньше Еленой Васильевной, Маня по кругу обошла комнату.
Обстановка была выдержана в русском стиле – вот странно!.. Помощница казалась вполне европейской дамой, и ей, пожалуй, больше подошёл бы какой-нибудь скандинавский минимализм, нечто серое, узкое, длинное, каменное. Уж никак не петушки и вышитые накидки на подушки! Но всё наоборот – каменного и узкого ничего не было, а были как раз резные деревянные стулья, начищенный самовар на широком подоконнике, этажерка с шишечками, на этажерке – герань и несколько растрёпанных романов.
…Ещё должен быть толстый кот в корзине и вязание.
Маня поискала кота и не нашла.
…Как же так, уныло думала она. Был человек, вот только что он был, ходил на работу, переживал, думал, заботился, и вдруг его не стало.
Зачем? Почему?
Маня заглянула в соседнюю комнату, служившую, по всей видимости, кабинетом. Здесь помещались старинный письменный стол, громоздкий и неудобный, у Мани был очень похожий, торшер, обшитый бомбошками по краю, вытертое плюшевое кресло, полосатая козетка, на которой стояла недопитая кофейная чашка.
Маня вздохнула.
Она и сама не знала, что хочет увидеть.
На глаза ей попалась сумка Елены Васильевны – та самая, с которой она была на работе. Маня подошла и заглянула.
Сумка как сумка. Тонкие разноцветные папки с бумагами и всякие дамские мелочи.
Маня опять вздохнула.
С улицы послышался шум – заурчал автомобильный мотор, и какие-то люди заговорили громкими голосами. Должно быть, явился Раневский со свитой, нужно уносить ноги.
Писательница пошла было к выходу, но вдруг… вспомнила! Она метнулась к сумке, открыла, заглянула.
И перебрала папки.