Роковой портрет

— Да. Я заболела, увидев, как сжигают Джеймса Бейнема! — отрезала я, и меня охватило чувство, оказавшееся намного сильнее меня.

Я вспыхнула и шагнула им навстречу. Увидев мои глаза, глаза атакующего, они насторожились. Их страх напугал и меня, но вместе с тем мне стало интересно, что они собираются делать. Не сдвинувшись с места, Джон как бы отступил в тень, а отец вышел вперед, выдвинул нижнюю челюсть и, повторяя мой жест, упер руки в бедра. Я ведь не его дочь; наверное, сказались годы, проведенные вместе, но, честное слово, в тот момент он был пугающе похож на меня. И так же готов к схватке.

— Он должен был умереть! — выкрикнул отец. — Он распространял мерзость, обрекавшую других людей на вечное проклятие.

— Нет! — воскликнула я. — Его личное дело, как он верил! Это ты рискуешь проклятием, творя такое во имя Бога! — Мы неподвижно пристально смотрели друг на друга. Отец покраснел. Обоим отступать было некуда. — Эти люди глумились над тобой, когда сэр Джеймс сказал, что погибает из-за тебя. Лондонцы. Твой народ. Теперь он ненавидит тебя. — Краем глаза я видела, что Джон издали беспомощно пытается успокоить меня, но в схватку вступили двое. — И мне не нужно знать много о политике, чтобы понять — король тоже скоро тебя возненавидит. — Меня несло. Сердце билось бешено. Язык горел. — Ты пытаешься не дать ему сделать того, чего он хочет. Ты перестал быть его верным слугой. Ты ведь всегда говорил: гнев короля означает смерть. — Несмотря на всю мою ярость, в голосе вдруг проскочили умоляющие нотки. — Я не хочу твоей смерти. Ты должен отступить, пока еще есть время.

— Король не отпускает меня, — мрачно, не сдаваясь, сказал отец. — Я пытался. — Какую-то секунду его голос звучал устало, но затем он снова подтянулся и вспомнил о долге. — И прекрасно. Поскольку, полагаю, по Божьей воле я должен остаться. Не только ради борьбы с ересью. Очень много дел. Джон, например.

Эти слова стали последней каплей. Моя минутная слабость прошла. Я взорвалась.

— И ты действительно считаешь, будто все зависит от тебя, да? — с издевкой спросила я. — Ты считаешь, что можешь спасти кого угодно? Ты считаешь, что вместе с Мортоном уже спас Англию от узурпатора Плантагенета и посадил на трон новую честную династию, устраивающую Бога? А теперь ты думаешь, что можешь не просто лишний раз спасти Англию, помешав королю стать, как ты говоришь, еретиком. Ты думаешь, что можешь спасти еще и Джона от участи монарха. Неужели ты правда думаешь, что знаешь все государственные тайны? Так вот, представь себе, ты ошибаешься! — Джон в отчаянии всплеснул руками и пробормотал «Мег…», пытаясь меня остановить. Но я даже не посмотрела в его сторону. Теперь внимание отца было полностью приковано ко мне. — Ты ведь не говорил ему, да, Джон? — Я чуть не рассмеялась от удовольствия, представив себе изумление отца. Я словно стегала их словами. — Никогда не говорил, что ты незаконнорожденный? Он и не подозревал, что все эти годы обманывался. А ты был так… глуп, — это слово я прошипела, задыхаясь от ярости, которую тщетно пыталась сдержать, — что даже не понимал, насколько это важно.

— Мег… — Джон шагнул вперед и неловко попытался обнять меня, стараясь заставить замолчать.

Но я увернулась от объятий и продолжала говорить, обращаясь только к отцу.

— Да. Он незаконнорожденный, отец. Он знал об этом много лет. Он рассказал мне. У него никогда не было прав на трон! Ни у него, ни у его братьев, ни у его сестер. Их отец действительно двоеженец; Ричард Плантагенет не узурпатор. Вся твоя стратегия построена на ошибке. Твой архиепископ Мортон женил Генриха Тюдора на незаконнорожденной, а не на принцессе. И в жилах короля течет не королевская кровь, как и в жилах моего мужа. Ты всегда так гордился владением всеми секретами, но не знал даже всего того, о чем думал, будто знаешь. Ты никого ни от чего не спас. Ты просто жонглировал двумя незаконнорожденными и только удивлялся, почему же Бог продолжает наказывать страну, которой правит один из них. Ты не Бог и не Его посланник. Ты просто человек. Такой же слабый, как и все остальные. И ты проиграл!

Я замолчала, чтобы перевести дух и прочувствовать победу. Джон уже давно не пытался остановить меня и только опустил голову мне на плечо. Лицо у меня горело. Я поняла, насколько важна выболтанная тайна. Меня словно кипятком ошпарило — лицо, горло, плечи. Может, стало стыдно? Отец оторопел. Наступила долгая тишина. Затем он прокашлялся и очень спокойно спросил:

— Она говорит правду, Джон? — Джон поднял голову. Он был раздавлен. По его щекам текли слезы. Его изобличили во лжи, а он даже не понимал, каким образом оказался лжецом. Он искал слова, но напрасно. Не сводя с него глаз, отец минуту-другую подождал. Он осваивался с правдой. — Понятно. — На удивление мягко он положил руку на плечо Джону и похлопал — жест утешения. — Мой дорогой Джон. — Отец с непроницаемым лицом повернулся ко мне. — Спасибо. Ты помогла мне. Если я свободен от долга по отношению к королю и его семье, я наконец могу уйти туда, куда влечет меня сердце.