Роковой портрет

Эдуард действительно страдал от одиночества. Его лицо вспыхнуло радостью, когда в большое гулкое помещение вошел брат. С Рождества Эдуард вырос на шесть дюймов и сильно похудел. Но их с братом не приучили выворачивать душу наизнанку. Улыбаясь во все лицо, Эдуард спросил только:

— В бабки?

И они играли и ждали, играли и ждали, но новости до них не доходили. Позже Ричард узнал: взяты под стражу все влиятельные сторонники Эдуарда — Томас Стенли, Томас Родерем (епископ Йоркский), Джон Мортон (епископ Илийский), Оливер Кинг (старый секретарь отца), который начал работать на Эдуарда, а потом почему-то исчез, и даже Джейн Шор.

Но тогда он считал, что все идет как надо. Облачение для коронации было готово, значит, это произошло до двадцать второго июня. Закрепляя последние булавки и крючки, гвардейцы не смотрели им в глаза. Через воспитателя, коротышку итальянца, каждое утро проводившего в Тауэре службу и уроки, мать прислала им записку, которую учитель всучил им на выходе из часовни. Какие-то каракули. «Распространяются слухи — беспочвенные, вредные слухи — о вашем рождении. Не верьте ничему, что услышите. Все это ложь, ложь. Никому не верьте», — говорилось в ней.

Они прочитали ее вместе. Обменялись многозначительными взглядами и шутливо подняли брови, Детская бравада. Эдуард без всяких комментариев, плавным движением положил записку на стол и открыл книги. После урока латыни, помогая итальянцу, никак не попадавшему в рукава, надеть плащ, он тихо, но с достоинством, обретенным им вместе с новым положением, спросил:

— Доктор Джильи, что это за слухи, о которых говорит мать?

Обычно словоохотливый и болтливый Джованни Джильи вздрогнул, как от резкой боли, и с тоской посмотрел на дверь. Но доктор не стал бы архидиаконом Лондона, не потакай он капризам принцев. Он всегда говорил им все. Так вот, епископ Бата и Уэльса утверждает, будто отец до тайной женитьбы на их матери был тоже тайно помолвлен с другой женщиной. Епископ рассказал: двадцать один год назад отец в его присутствии подписал законный брачный контракт с хорошенькой молодой вдовой, леди Элеонорой Батлер. Он не очень-то нуждался в церковном благословении, уже вступив с ней в брачные отношения, но ни публичного объявления о помолвке, ни папской буллы относительно королевской женитьбы не последовало, а оставшиеся дни своей жизни леди Батлер провела в келье женского монастыря строгого устава. До сих пор Роберт Стилингтон молчал, так как был назначен епископом с ежегодным жалованьем в триста шестьдесят пять фунтов. Но теперь его царственный защитник умер и, очевидно, старика вдруг замучила совесть. Никто ни на улицах, ни при дворе не верит всем этим басням, сказал доктор Джильи, «кроме того, что ваш отец…». Тут ему не хватило знаний английского, он смешно пожал плечами и нарисовал в воздухе женскую фигуру. Если бы толстенький учитель рассказывал это кому-нибудь еще, подумал Ричард, он бы непременно хихикнул.

Доктор Джильи торопливо заковылял из зала, не имея особого желания продолжать трудный разговор. Он с сожалением помахал рукой и даже воздержался от обычной болтовни. Но детям больше ничего не нужно было объяснять. Если это правда, то они — отпрыски многоженца. И незаконные наследники.

— Не волнуйся. — Голос Ричарда звучал натужно бодро. — Вспомни мамино письмо. Это всего лишь слухи.

Но в бабки они больше не играли. Весь оставшийся день Эдуард тихонько молился, а на следующее утро исповедался. Ричард лежал на постели и бездумно бросал кости. На обедне появился мрачный дядя Ричард. Мальчики не знали, что ему сказать. Он внимательно посмотрел на Эдуарда и промолвил:

— Вижу, ты уже слышал. Не будем говорить плохо о покойниках. Но мне жаль. Помолимся. — А уходя, добавил: — Епископ выступит в парламенте. Будут полные слушания. Но начнутся волнения. Пока все не успокоится, я хочу отослать вас из Лондона.

Покорный Эдуард, казалось, даже обрадовался. Но юный Ричард видел глаза дяди. Видел, что, несмотря на лицемерно поджатые губы и опущенные уголки рта, в глубине души тот доволен. Юный Ричард понимал — парламентских слушаний, связанных с голословными утверждениями епископа Стилингтона, никогда не будет. У него также пронеслось в голове, что его сестра Елизавета, влюбленная в дядю Ричарда и постоянно надеявшаяся на смерть его жены (тоже родственницы их отца), будет рада. Теперь она сможет стать королевой.

Их навестил только что выпущенный из тюрьмы епископ Илийский; у него были узкие глаза и лукавый язык без костей (но, как заметил юный Ричард, сознание, что он принимает участие в таких важных событиях, мешало ему дышать). Он не знал, называть ли мать мальчиков вдовствующей королевой или просто леди Елизаветой, но он с ней говорил. Они разработали план.