Роковой романтизм. Эпоха демонов

Безумие для романтиков было воплощением крайней формы свободы. В одном из своих ранних романтических стихотворений Пушкин пишет: «Гляжу как безумный на темную шаль». Герой Гофмана Крейслер в «Житейских воззрениях кота Мурра» также должен был сойти с ума, сходит с ума и Арбенин, герой романтической драмы Лермонтова «Маскарад». Аналогии можно было бы продолжить, но в этой тенденции романтического искусства, которой не избежал и испанский живописец, наблюдается откровенное презрение к Разуму как к основной ценности века Просвещения, которое так ненавидели все романтики. Исследование романтиками измененных состояний сознания эстетизировано: они представляются формой инобытия. Эксперименты романтиков с измененными состояниями сознания (гипнотический транс, запись снов, курение опиума, алкоголь) приближены к области исследования и эстетизации безумия как попытки непосредственно прикоснуться к подобному опыту. Для романтиков курильщики опиума, революционеры, реформаторы, мистики, фанатики, энтузиасты, мечтатели и безумцы, т. е. всевозможные маргиналы, стоят в одном смысловом ряду и воспринимаются, в целом, положительно. Они словно самим своим образом жизни бросают вызов ненавистным филистерам и бюргерам, живущим по законам скучного и примитивного порядка. Лишь отказавшись от Разума, можно, по мнению романтиков, приблизиться к Истине, которая явлена на картине испанского живописца в виде Света, бьющего из окна. В привычном смысле, перед нами безумцы, а по законам романтической эстетики — это дерзкие личности, сумевшие бросить вызов правопорядку и ради Истины отказавшиеся даже от Разума. Здесь дает знать о себе общая романтическая установка на иррациональность. А может быть, в этой картине художник предчувствует собственную судьбу? Что называется, «не дай мне Бог сойти с ума. / Нет, легче посох и сума; / Нет, легче труд и глад». Загадка кроется в наследственности художника. В его семье наблюдалась генетическая склонность к психотическим расстройствам. Дед Франсиско Гойи по линии матери страдал шизофренией, а две тети художника наблюдались в отделении для душевнобольных сарагосской больницы. Физически сильный и непокорный, Франсиско часто впутывался в драки и вырос настоящим мачо. Социальное положение подружек не играло для него никакой роли. У молодого человека были десятки любовных связей, как с аристократками, так и с проститутками. Отсюда, наверное, и тот сифилис, который потом скажется в потере слуха и временной парализации. Напомним, что в 1777 году Гойя впервые серьезно заболел «неизвестной болезнью»: многие биографы считают, что речь шла о сифилисе, специфические последствия которого художник испытывал всю жизнь. «Неизвестная болезнь» и особенно ее психические проявления вызывали изменения, как в манере письма, так и в тематике картин. Но романтики любят это состояние безумия, они упиваются им, эстетизируют его, и Гойя становится настоящим певцом романтического безумия. Франсиско Гойя начинает изображать «болезненные сновидения, овеянные жутью и мраком. Жизнь отражается теперь в мозгу Гойи как сказка ужаса и безумия» (В. М. Фриче, 1912).

Уильям Нидерланд (Нью-Йоркский университет в Бруклине) выдвинул гипотезу о постоянной интоксикации организма художника: «Именно в связи со своей способностью писать с невероятной быстротой Гойя был обречен более интенсивно поглощать путем вдыхания и даже глотания использовавшиеся им токсические материалы (ядовитый карбонат свинца)». Принять фантастические произведения Франсиско Гойи помогает взгляд на его личность, искусство и болезнь как на одно целое. Только тогда возможно понять, как болезнь не только повлияла на его творения, но и обогатила палитру, создавшую, по сути, новые художественные ценности, и как, в свою очередь, искусство мастера постепенно превращалось в болезнь.

Гравюры — «Капричос» (Капризы), 1793–1797

В конце XVIII века, находясь на грани безумия, Гойя создает бессмертную серию гравюр «Капричос» — капризы. Серия включает 80 листов, пронумерованных, снабженных подписями. В этих гравюрах художник обвиняет мир зла, мракобесия, насилия, лицемерия и фанатизма. В этих сатирических листках Гойя высмеивает окружающий мир, подобно городскому юродивому, пациенту психбольницы, пользуясь при этом аллегорическим языком, часто вместо людей изображая животных, птиц.

Тематика гравюр необычна, зачастую понятна только самому художнику. Но, тем не менее, абсолютно ясна острота социальной сатиры, идейной устремленности. Целый ряд листов посвящен современным нравам. Женщина в маске, подающая руку уродливому жениху, кругом шумит толпа людей тоже в масках («Она подает руку первому встречному»). Слуга тащит мужчину на помочах, в детском платье («Старый избалованный ребенок»). Молодая женщина, в ужасе прикрывающая лицо, вырывает зуб у повешенного («На охоте за зубами»). Полицейские ведут проституток («Бедняжки»).