Роковой сон Спящей красавицы

– Блицроман. Ну и правильно! – и вскоре поставила ее в пару с другим партнером.

Варя сказала ей правду лишь наполовину, потому что Качуров еще долго ходил за ней хвостом и цветы дарил.

– Не надо, Коль, пожалуйста. Сам ведь знаешь, выпускной год, спектакль и все такое. Зачем тебе проблемы? – стараясь его не обидеть, говорила Варя. Она помнила слова Елены, знала, как многие погорели из-за этой дурацкой любви. За залет из академии отчисляли мгновенно!

А за Вариной спиной девчонки с азартом перемывали ей кости:

– А Ливнева-то у нас кремень!

– Да не кремень она, а сука!

– Фригидка!

– Прима зеленая!

– Ну и правильно, что она Кольку бортанула! – заступалась за нее грузиночка Тамила. – Потом у ней мужиков дополна будет, а распределение – это на всю жизнь.

Одни ее поддерживали, другие ругали, и почти все завидовали.

На курсе Ливнева была самой лучшей: у нее и шаг феноменальный, и прыжок сумасшедший, и гибкость – как говорят, балерина от бога. Такой можно только родиться. И то, что Варю возьмут в Большой, уже ни у кого не вызывало сомнений, кроме, пожалуй, самой Вари.

Перед выпускным спектаклем она совсем потеряла счет времени, репетировать приходилось нон-стоп, даже по воскресеньям. В «Капелии», с которой выпускался их курс, она танцевала главную партию Сванильды. На сцене ее героиня должна была быть веселой, игривой, озорной. Хорошо говорить, озорной, но где взять силы!

– Балет – это не техника, а душа! Вот и покажи! – кричала на нее Стрела и заставляла повторять все снова и снова.

Вскоре из мастерской пришли костюмы, девчонки мерили и, как всегда, ругались на обноски – костюмы были неновыми. В гримерках учебного театра стоял невообразимый гвалт. На платье Сванильды, в котором Варя появлялась в первом акте, она заметила на изнанке маленькую вышитую буковку «В» и засмеялась. Это был знак.

В итоге получилось все! И даже лучше, чем она мечтала: ее пригласили в Большой, и не стажером, а в основной состав.

12. Еще один допрос

Я знаю иностранцев, которые исчисляют время своего пребывания в Москве количеством просмотренных спектаклей с Галиной Улановой!

Гариссон Солсбери, корреспондент газеты «Нью-Йорк таймс»

– …Я уже объясняла, что разбирать экспозицию при работающей сигнализации невозможно. У нас оборудование новое, чуткое. Любая пустяковая ошибка в кодовом замке, и срабатывает сирена, через две минуты являются автоматчики в масках, – произнесла Арина с раздражением, потому что ей надоело отвечать на одни и те же вопросы. – В последний день мы очень спешили, работали в авральном режиме, разумеется, с ведома руководства. На то имеются все письменные распоряжения…

На сей раз допрос проходил в прокуратуре, и лысый следователь Павленко уже не был таким любезным и любознательным.

– Вы не поняли мой вопрос, Арина Ивановна, – перебил он ее. – Я спрашивал: почему вы дали команду отключить сигнализацию до начала работ по демонтажу? То есть, по сути, когда в залах еще находились люди?

– Всего на пятнадцать минут! – поспешно возразила Арина. Прозвучало так, как будто она оправдывается. – Дело в том, что сотрудник, отвечающий за все это оборудование, должен был раньше уйти с работы. Отпросился, понимаете?

– Это, кажется, Шнурков Юрий?

– Да, именно он. Бывают же у человека исключительные обстоятельства. Его согласился подменить коллега, но тот в музее совсем недавно, многого еще не знает. К тому же все бумаги были у Юры.

– Так это вы разрешили ему уйти раньше?

– Простите, тут одного моего разрешения недостаточно! – возмутилась Арина. – Я – куратор выставки. Служба охраны вне моей компетенции. У них – свое начальство.

– Понимаю, – протянул Павленко и, посмотрев на монитор, быстро застучал по клавиатуре. – У куратора, безусловно, свои обязанности, и немалые. Это ведь куратор решает, где и какие экспонаты будут демонстрироваться? Что будет выставлено в первом зале, что – во втором? Это ваша компетенция, не так ли?

– Моя… – сказала Арина, но, догадавшись, к чему он клонит, прибавила: —…И не только. Создание новой экспозиции – труд коллективный, многие вопросы обсуждаются коллегиально, совместно с другими сотрудниками музея.

И эти ее слова прозвучали как попытка оправдаться.

На сосредоточенном лице Павленко расплылась лукавая улыбочка:

– Да-да, совместный труд…

«Просто Порфирий Петрович какой-то! – мелькнуло в голове Арины. – Чего он от меня хочет?! Я ни в чем не виновата!!!»

– Что касается украденного ежедневника, кажется, это вы предложили поместить его… – не переставая улыбаться, следователь взглянул на монитор, – …в ту витрину в первом зале?

– Не помню, возможно, и я.

– А вот ваша коллега Марина Эдуардовна Жилина помнит точно, что это были вы, Арина Ивановна. Скажите, в тот момент вы уже знали, что к этой витрине не подключена сигнализация?

– Тоже мне, секрет Полишинеля… – пробормотала Арина, чувствуя, как по спине пробежал неприятный холодок.