Менее чем через час экипаж доехал до деревушки Rio Divagante, Блуждающая Река. Проездная улица с тремя десятками дворов и небольшой церковкой вилась вдоль русла крошечной речушки. Пересыхающая в летнюю жару, к зиме она вновь наполнилась водой, и низкий ее берег покрылся робкой зеленой травкой. В мелкой заводи плавали утки, гуси. А где-то поблизости играла музыка: мерно бил барабан, звенели бубны, сладкими голосами пели мандолины и гитары. Африканец осадил лошадей, и карета медленно двинулась вперед, пока не остановилась на традиционном крусейро – перекрестье двух улиц. Крестьяне отмечали праздник урожая. Веселье было в полном разгаре. Все небольшое пространство деревенской площади было уставлено столами и скамейками, тут же стояла телега с огромной бочкой вина, а рядом – вертел, на котором жарился молодой барашек. У подножия могучей акации расположились музыканты. Принаряженные в честь праздника, они играли весело, хоть и немного вразнобой. Не успевала стихнуть одна мелодия, как они тотчас переходили к следующей, под одобрительные выкрики публики.
Главное действие праздника происходило на tillado, импровизированном деревянном помосте, устроенном специально для танцев. К нему и было приковано все внимание зрителей. В Испании танцевать любят все. И на сцену, сменяя друг друга, выходили все желающие: женщины и мужчины, молодые и старые, умелые и не слишком. Опытные танцоры, соревнуясь между собой в своем искусстве, выступали с сольными номерами, неумехи соединялись в пары или без стеснения также вставали в круг. Одним зрители аплодировали, других встречали насмешливыми выкриками и свистом. В общем веселье никто не заметил остановившейся у крусейро кареты, пассажиры которой с неменьшим любопытством наблюдали за представлением.
После короткой паузы музыка заиграла вновь. И стоило музыкантам исполнить первые аккорды мелодии, как вся площадь радостно захлопала, приветствуя знаменитый испанский танец
Застучал каблуками и незнакомец, да так ловко и чеканно, что сразу сорвал первые аплодисменты. Движения его гибкого, привыкшего к танцу тела были ритмичны и точны, руки, ласково обнимавшие партнершу, уверенны и выразительны. Казалось, одними руками он признавался ей в любви. Деревенские плясуны вынужденно расступились перед столь умелым танцором.
То тут, то там раздавались одобрительные выкрики зрителей, одни вскочили со своих скамеек, желая поближе рассмотреть, как танцует незнакомый кабальеро, другие свистели, третьи хлопали в такт музыке…
И вот несколько бравурных финальных аккордов, и пара застыла под исступленные аплодисменты. Вся площадь встала, приветствуя незнакомого танцора. Он же с улыбкой поклонился и, послав зрителям воздушный поцелуй, покинул танцевальный круг так же стремительно, как и появился.
Пожалуй, только сейчас крестьяне заметили стоящую у крусейро карету, из окна которой наблюдала за представлением благородная сеньора.
– Донья Марселина! – эхом прокатилось по площади.
Однако никто из присутствующих не поднялся навстречу высокой гостье, никто не подошел к ней, никто не проявил гостеприимства, пригласив ее за общий стол. Будто повинуясь неведомо чьей команде, смех на площади внезапно оборвался, голоса стихли, лица крестьян сделались угрюмыми, если не сказать враждебными. А сидевший во главе стола старик, с красной лентой через плечо, и вовсе отвернулся, с губ его сорвалось тихое, но отчетливое: «Ramera!»[18]
В наступившей тишине из кареты донесся невозмутимый певучий голос донны Марселины:
– Марио! Ты был великолепен! Я тебя обожаю!
Кучер взмахнул вожжами, и карета, взметая пыль, покинула деревню.
Проводив ее взглядом, старик с красной лентой презрительно сплюнул:
– Погоди же, каналья! Твой час еще не пробил! Шлюха! Проклятая ведьма! – Он отрывисто сыпал ругательства, будто работал кнутом. – Гореть тебе в огне! Тебе и твоему маррано![19]
Без сомнения, донна Марселина не могла услышать угроз деревенского старосты, но даже если б она и услышала, то не придала бы им ровно никакого значения. Как и все страстно влюбленные люди, она не думала ни о завтрашнем дне, ни о чести семьи, ни даже о себе самой. Она была счастлива. Ни пепелище на месте ее родовой усадьбы, ни долгие годы монастырского заточения, ни даже старость и забвение не показались бы ей слишком большой платой за минуты счастья с ее возлюбленным Марио.
15. Сказка в Монте-Карло