«На основе представленных источников позволю себе сделать некоторые первоначальные выводы. Во-первых, подтверждено само существование перстня-печатки, долгие годы принадлежавшего М. Петипа, хотя этот временной отрезок требует еще уточнения. В этой части ваше предположение оказалось совершенно верным. Во-вторых, правомочна версия о европейском происхождении артефакта, т. к. на момент приезда Петипа в Россию у него уже был перстень. Теперь очевидно, что Мариус Иванович высоко ценил это кольцо, использовал его как печать в личной и деловой переписке, а также с большой долей вероятности рассматривал его как талисман. Пока остаются неясными вопросы, почему и при каких обстоятельствах Петипа передал его Суровщиковой. Однако установлено точное время его возвращения обратно к своему хозяину – это декабрь 1882 г.».
Закончив абзац, Арина надолго задумалась и посмотрела в окно. На улице в кои-то веки показалось солнце и осветило комнату. В пепельнице задымила плохо затушенная сигарета.
На этом этапе ход ее рассуждений начинал буксовать. Ей никак, хоть ты тресни, не удавалось объяснить, почему Петипа, получив свой талисман назад, снова решил с ним расстаться!
«Ладно, Суровщикова, она все-таки жена, – размышляла про себя Арина, – в конце концов Петипа ее любил, поэтому и подарил ей кольцо. Но при чем здесь Анна Павлова?! Тогда еще совсем молодая и мало кому известная танцовщица, она была лишь ученицей Петипа. Почему он отдал перстень ей? И где же логика?! Нет, не понимаю!»
Однако это был факт – факт, подтвержденный еще одним источником. Именно на него ссылалась фон Паппен в своем первом обращении к Арине, именно им руководствовался фонд, принимая решение о финансировании ее исследования.
Речь шла о мемуарах барона Дандре, мужа и продюсера Анны Павловой. Он писал:
«…Как о величайшем счастье и под большим секретом Анна рассказывала мне, что после ее успеха в “Египетских ночах” Мариус Иванович пригласил ее домой, где вручил ей в подарок кольцо, чем она была не только растрогана, но и немало удивлена. Ведь кольцо предназначалось на мужскую руку. На что Петипа ответил ей, что надевать перстень не обязательно. Ей надлежит лишь хранить его до истечения срока. Позже Анна вспоминала, что во все время их беседы страшно волновалась и едва понимала то, что говорил ей мэтр. Долгие годы она хранила этот перстень как самую бесценную реликвию, скрывая от посторонних глаз, пока не пришло суровое лето 1914-го. Помню, как перед самым отъездом Анечка вдруг написала к балерине Головиной, которую едва знала, встретилась с ней и, к моему глубочайшему удивлению, отдала ей свое сокровище.
– Теперь я свободна от обязательств, – сказала она мне.
И я не берусь судить ее поступки, возможно, она лишь исполнила то, что завещал ей учитель».
– И как это понимать? Свободна от обязательств, исполнила то, что завещал учитель, надлежит хранить до срока
? До какого срока? – Не найдя толкового объяснения, Арина решила еще раз перечитать книгу мемуаров Дандре, а заказчице написала, что в ближайшее время будет связываться с балетоведами Парижа и Мадрида. – Подождем, может, что-то и прояснится.* * *