Когда двухмоторный частный самолет с сине-белой эмблемой концерна «Роботекс» на крыльях и тремя пассажирами на борту, это был Ульянов и два его помощника, только начал заходить на посадку, все интернет-пространство уже вовсю пестрело траурными заголовками. Вслед за первым лаконичным вбросом «…утром в вагоне поезда Москва – Петербург найдена мертвой прима-балерина Большого театра Варвара Ливнева, обстоятельства смерти выясняются…» – неудержимо, как это обычно бывает, хлынул информационный поток. Из новостных лент интернет-агентств сенсация тотчас выстрелила в соцсети. Сообщение постили и перепостили. Мощно грянули все полагающиеся случаю «Скорбим», «Вечная память» и «Земля пухом», замелькали фотографии Варвары: на сцене, на репетиции, в гримерке, в училище. Последовали комментарии и вопросы: «Почему?», «Как?», «За что?». Вскоре информационный повод подхватили на радио и телевидении. Доброхоты понесли гвоздики и свечи к Большому, к Мариинке, журналисты атаковали пресс-службу театров, коллег, агентов, продюсеров. Ну а самые дотошные, в надежде на мегасенсацию, отправились на родину балерины в Пермь. Но сенсации не получилось. Единственной родственницей балерины была мать, но она, едва узнав о смерти дочери, угодила в больницу с сердечным приступом.
Наконец в вечерних новостях пресс-служба МВД озвучила официальную версию произошедшего: «Смерть балерины Ливневой наступила вследствие передозировки седативных препаратов…»
Размытая формулировка вызвала очередной шквал вопросов. «То есть получается, она отравилась?», «Значит, самоубийство?», «Или у нас что-то не так со снотворными?»
По мере обсуждения сообщение, разумеется, обрастало все новыми и новыми подробностями. Так что на следующий день все уже усердно полоскали имя балерины Вари Ливневой, откровенно перевирая, выворачивая наизнанку всю ее недолгую, непростую жизнь. «Особенности национального балета», «Трагическая случайность или самоубийство?», «Балет – как фактор риска».
Просматривая очередную статью с заголовком «Кому выгодна смерть балетной примы?», Николай Николаевич брезгливо поморщился. Автор статьи, которого по-хорошему и журналистом-то не назовешь, выдвигал смелое обвинение против некой балерины Ряжской, руководствуясь при этом лишь исправлениями в театральных афишах. Ряжская, мол, была дублершей Ливневой и теперь танцует все ее партии на заменах. Стало быть, она и виновата. И никакой доказательной базы.
– Железный аргумент. Пиши, пиши, бумага все стерпит, – проворчал Ульянов и, отложив в сторону газету, открыл папку со своими «аргументами».
После смерти Вари Ливневой прошло ровно двое суток. За это время Ульянову удалось собрать по своим каналам всю имеющуюся у следствия информацию, и теперь, прямо из аэропорта, не заезжая домой, он направлялся на доклад к шефу.
За столом в переговорной комнате, кроме самого Дробота, сидел дядя Веня. Пожилой, ныне не практикующий адвокат Вениамин Верник был родственником шефа и входил в его ближний круг. К помощи дяди Вени Аркадий Борисович прибегал редко, лишь в тех случаях, когда речь шла о сугубо семейных делах, каким и была смерть Вари Ливневой.
– А мы вас заждались, Николай Николаевич, – вместо приветствия произнес дядя Веня, отчего его полное, с отвислыми щеками лицо задрожало. – Давненько ждем от вас новостей.
– Давненько? – сухо отозвался Ульянов, четким военным шагом он пересек комнату, подошел к столу, выложил «заветную» папку и приготовился к докладу.
– Погоди, Коль, давай-ка послушай это… – сказал ему Дробот и, придвинув ноутбук, увеличил звук.
Из компьютера донесся скорбный голос танцовщицы кордебалета Веры Глуховой. «Близкая Варина подруга» – так, во всяком случае, она себя называла – с энтузиазмом делилась подробностями личной жизни примы. Врала Вера самозабвенно, но беззлобно. Пару раз в ее интервью прозвучало имя Дробота, впрочем, в нейтральном контексте. Мол, действительно, у Вари был с ним роман, отношения – серьезные, и что, дескать, Варенька сама признавалась Глуховой, что мечтает о замужестве…
При этих словах на лице Дробота возникло гадливое выражение, и он резко захлопнул компьютер.
– Ну, это неизбежно, Аркадий. На каждый роток не накинешь платок, – развел руками дядя Веня. – Так о чем бишь я? Ах, ну да… что касается похорон, то всю организацию взяла на себя дирекция Большого. Я предлагал, как ты велел, но от помощи они отказались. Панихида назначена на пятницу, иначе мать Варвары не успеет… Рита Васильевна, кажется. Она сейчас в больнице, я звонил, завтра ее выписывают, и тогда… – Тут он прервался, заметив, что Дробот выжидательно смотрит на Ульянова и его папку.
Собственно, в ней было собрано все, чем на данный момент располагали следственные органы: фотографии с места происшествия, копии протоколов, опрос свидетелей, перечень личных вещей, результаты вскрытия, заключение судебно-химического анализа, запись видеокамер из поезда…
– Ну, так и что… – Дробот потянулся к папке, но дядя Веня его опередил: