Роковой сон Спящей красавицы

Глядя на разложенные на столе распечатки, Тимофей Алексеевич Дуленин, профессор кафедры античного искусства, энергичный сухонький старичок в тяжелых, вечно сползающих с носа очках, выглядел взволнованным:

– Нет, нет и нет! Я ничего не понимаю! Даже не представляю! Надо же такое удумать! Да кому вообще это могло прийти в голову? Если только безумцу или невеже? – тряся всклокоченной седой головой и все более повышая голос, недоумевал профессор. – Вот, задали вы мне задачку! – Он наконец оторвался от распечаток и бросил свирепый взгляд на свою бывшую студентку.

– Тимофей Алексеевич, но вы уверены, что это… Ведь изображение мелкое, не очень четкое? – осторожно вставила Арина. По привычке она немного робела в его присутствии. За прошедшие годы, что они не виделись, Дуленин как будто ничуть не постарел, хотя высох, утратил половину своей буйной шевелюры, но выглядел по-прежнему грозно.

– Уверен ли я?! – прогремел он в ответ. – Разумеется, уверен! И этот вопрос вы напрасно задали. А вот вам, Савинова, должно быть стыдно! Неужели не помните?! Плохо, значит, я вас учил!

– Простите, Тимофей Алексеевич, просто тут плохо видно… – попыталась оправдаться Арина.

– Хм. Смотря кому. – Дуленин самодовольно усмехнулся. – Конечно же, это Фурия! Так называли ее римляне, у греков она звалась Эриния! Кто же еще это может быть?! Согласно классической иконографии, старуха с кровоточащими глазницами и волосами в виде перевитых змей.

– …И глядит на меня недобрыми глазами Фу… – пробормотала Арина, вспомнив строки из письма Марии Суровщиковой. Значит, Суровщикова знала, что на перстне имеется изображение Фурии, но все же носила его. Без сомнения, знал это и Петипа…

Тем временем Тимофей Алексеевич, полистав один из фолиантов, лежащих на его столе, нашел нужную иллюстрацию и торжественно вонзил в нее свой крючковатый палец:

– А ну-ка, сударыня, скажите мне, как эти злобные Фурии-Эринии появились на свет? – с азартом экзаменатора спросил он Арину, но, не дождавшись ответа, громко вздохнул и продолжил: – При весьма трагических обстоятельствах, «когда на землю пролилась кровь оскопленного Урана, под покровом Ночи земная твердь разверзлась, и оттуда поднялись они…»

– Ах, да-да, точно! Урана оскопил его собственный сын, используя для этого Адамановый серп! – бывшей студентке наконец удалось хоть что-то извлечь из глубин памяти, и она широко заулыбалась.

– Вот и я говорю, сцены насилия всегда запоминаются крепче. А теперь, сударыня, попробуйте представить того безумца, который изготовил себе подобную печать.

– Перстень-печать.

– Тогда он – безумец в кубе! Зачем носить с собой или при себе изображение Фурии! Беспощадной, мстительной, ревнивой, наказывающей людей за клятвопреступление, за измену и предательство. Любой студент знает, что среди античных персонажей не было добряков, все они немного того, со странностями… Но Фурия, пожалуй, самое страшное и злобное существо. Я бы, например, перстень с ее изображением даже на палец не надел.

– А если в сочетании с богиней Фортуной? – спросила Арина. – Ее изображение имеется на обратной стороне, как на медали?

– Ах, вот оно что! М-да… – Дуленин задумался, заерзал на стуле и, поймав очки, соскочившие с кончика носа, изрек: – Вероятно, для баланса. Своего рода кнут и пряник. Фортуна награждает, балует, а другая… Впрочем, постойте. Быть может, все не так прямолинейно. И этот ваш перстень-талисман действовал как-то иначе… – Тимофей Алексеевич на время замолчал, запустив руку в седые кудри. – Я припоминаю, Плиний Старший писал, что римские легионеры, воздвигавшие в походах жертвенные алтари богине Фортуне, пользовались ими лишь какое-то время, а потом возводили новые. Они, дескать, верили, что оборот колеса Фортуны совершается за какой-то строго определенный отрезок времени, который считался у них наиболее действенным. Но вот каков он по продолжительности, пятнадцать, десять или пять лет, я не знаю…

«Если уж Дуленин не знает, то никто не знает! – заключила Арина. – Но что же с Фурией, почему, для чего она на перстне?» – хотела она спросить, но в ту же секунду в аудитории прозвенел звонок.

– Да-с, у меня сейчас пара, первый курс, – объяснил ей старик и принялся убирать разложенные на столе книги. – Простите, Савинова, кажется, я так ничем вам и не помог.

– О чем вы говорите, Тимофей Алексеевич! – Рассыпавшись в благодарностях, Арина попрощалась с профессором.

По коридору навстречу ей шли первокурсники, молодые, чудно одетые, веселые, самоуверенные, впрочем, у входа в аудиторию Т. А. Дуленина их самоуверенность заметно угасала.

* * *